Автограф. Культура ХХ века в диалогах и наблюдениях. Наталья СеливановаЧитать онлайн книгу.
нания людей. В новых СМИ стремительно создаются несколько параллельных инфореальностей, какая из них полная в своей объективности – вопрос вопросов. Интернет-контент разрастается молниеносно, отбрасывая как дремучее прошлое события двухдневной давности. Я горжусь, что традиционные медиа конца XX века обладали сильной энергетикой, весомым моральным и профессиональным капиталом, который скоро будет остро востребован. Время изменило все и нас, конечно, тоже, но чему окажет сопротивленье новый человек? В чем он устоит? Подсказка близка.
Мои герои – умные, талантливые люди, чей интеллект и сопутствующая ему рефлексия породили индивидуальный способ мышления, нестандартный тип анализа событий без привязки к мещанской злобе дня, а также особый стиль жизни.
Пьецух, Горин, Войнович, Арабов, Коваль, Ерофеев, Левитанский… Их любопытство, вкус, внимание к деталям, любовь к новизне и перемене мест, страстный профессионализм, обдумывание сюжета и автора в частных беседах, – все это делало наше общение самостоятельным видом художественной культуры. За каждым из них стояла реальная биография, разносторонний жизненный опыт, непрекращающаяся игра ума, искренний интерес к характерам людей, их боли и слабостям.
Все они видятся мне сегодня двухметровыми гигантами лермонтовского возраста. Всех люблю и мысленно обнимаю.
ЛИТЕРАТУРА. ИНТЕРВЬЮ. ЭССЕ
Наум Ним: Консенсус – это когда ты должен согласиться со мной, иначе я тебя уничтожу
Наум Ним – один из последних политзаключенных в бывшем СССР. Он был осужден по статье 190–1 закрытым судом в Ростове-на-Дону уже при Горбачеве. Крутой поворот судьбы дал ему материал потрясающей силы. Он – автор повестей «Звезда светлая и утренняя» (журнал «Континент», №№ 65–66) и «До петушиного крика» («Знамя», № 10, 1992 г.).
Вообще-то повести эти не о лагере. Лагерь – всего лишь фон – пространство, где ощущение невозможности человеческой жизни уплотняется до осязаемости.
– И там действительно нет никакой возможности жить? Там на самом деле все так же смертоносно, как для ваших героев?
– Именно это я и пытался выяснить. Скажем так: я сплел своими текстами весьма неблагоприятную для человеческой жизни атмосферу, по моим представлениям вполне изоморфную атмосфере нашего реального дыхания, и решился поместить туда своих героев, чем, разумеется, перед ними очень и очень виноват. Ну а потом, одарив их только своим авторским сочувствием, понадеялся, что они как-нибудь сумеют и выжить. И сохраниться.
– Ну а в реальности – не литературной, а настоящей, лагерной – все так же плохо?
– В реальности – и в настоящей, и в лагерной – все еще хуже. Там уже нельзя уклониться от собственного, своего участия в проявлениях такого вот разрушительного устройства мира. Не удается заслониться тем, например, что не будешь про это писать, или – читать, или – просто знать.
– Вы не верите, что мы построим цивилизованное общество?
– Я боюсь, что какое бы сооружение мы ни намечали в своих декларациях и пожеланиях – пристройка наша к общечеловеческому дому будет все равно в виде барака.
– Вы считаете, что в нашей стране по сути ничего не изменилось?
– Нет, не так. Случилось небывалое чудо: мы оказались в другом пространстве жизни, в другом качестве – нам досталась возможность соорудить нормальную жизнь, в естественных человеческих координатах. Не в плоскости теней с уродливыми линейными истинами ценностей, а в полноценном пространстве с признанием действительной координаты абсолютной ценности человека, вас и меня, наших свобод, желаний и странностей. И в том, что мы это пространство жизни дружно изживаем – наша вина, которую никуда не списать. А именно это и происходит.
– Вы не согласны с тем, что поражение советского режима было неизбежным? Ведь принято считать, что наша бывшая абсурдная система уже не могла функционировать в силу естественных экономических законов?
– Есть еще несколько столь же принятых точек зрения. Например, что диссидентское сопротивление победило уродства авторитарного режима. Или говорят о том, что победили диссиденты от экономики – партийно-хозяйственная номенклатура, которая взятками или личными контактами с репрессивными институтами и высшими властителями урывали свое благосостояние из экономического бардака социализма. Еще появились диссиденты из КГБ – это которые получали зарплату не только там, но и в каких-либо ЦРУ. Все это действительно с разных сторон и с разными устремлениями билось в железобетонную стену режима. Я считаю, что сам режим, насквозь пронизанный лагерной психологией, благодаря своим природным ресурсам – людским и сырьевым, благодаря военной мощи и своим разрушительным для всего мира устремлениям – мог еще очень долго бетонировать свои стены, замазывая любые трещины, ну и, конечно, всякие несогласия.
– Итак, произошло чудо? Просто чудо?
– Смещение, сдвиг – не важно. Суть в том, что