Моя вкусная опера. Любовь КазарновскаяЧитать онлайн книгу.
исывается вроде бы Людвигу Фейербаху, хотя, как мне кажется, в том же духе высказывался ещё отец медицины Гиппократ.
Артисты, певцы – тем паче. Они – люди увлекающиеся. Любящие жизнь во всех её проявлениях. Это ни для кого не секрет. На сцене они могут быть великими трудягами, а вне её – невероятными эпикурейцами, сибаритами. Особенно представители средиземноморских, «латинских» народов. Для итальянцев, французов, испанцев, греков, да и турок тоже еда – это неотъемлемая часть того, что зовётся наслаждением, упоением жизнью.
Поэтому в большей или меньшей степени этот сюжет непременно присутствует в их воспоминаниях и дневниках: что ели, о чём в этот момент говорили, какие национальные блюда они любили готовить. Радости желудка были для них той частью жизни, которая отвлекает от проблем, от трудных жизненных ситуаций, от депрессии и стресса.
Этой теме в той или иной степени воздавали должное в первую очередь творцы оперных шедевров. И Верди, и Масканьи, и Пуччини, и Леонкавалло, и Чайковский и тем более лучший кулинар среди композиторов Россини, который говорил, что он больше повар, чем музыкант! Наслаждение музыкой, общением, едой, вообще жизнью сливалось для них воедино.
Правда, некоторые в такого рода чувствах каялись. Как Франсис Пуленк, например. Эпикуреец наполовину, как он сам о себе говорил. Два дня он мог вовсю, напропалую гулять, наслаждаться жизнью – а потом уйти в полную аскезу и жить буквально на хлебе и воде.
Даже в творчестве представителей тех наций, которые к гастрономическим радостям относятся, давайте скажем так, более прагматично – например Моцарта или Рихарда Штрауса, – встречаются посвящения кухне, различным вкусностям и божественным напиткам.
ГАБТ – прием после премьеры «Портрет Манон» – Владимир Васильев, Франко Бонисолли и я.
Возьмите, скажем, шампанское, которое придумал француз Дом Периньон. Кто лучше всех воспел его? Австриец Штраус в «Летучей мыши». А «ария с шампанским» австрийца же Моцарта? Очень интересно показать разные характеры через их собственные ощущения, через их любимые блюда, понять, какие им нравились женщины, – почему нет? И из чисто исторического интереса, и из желания путём таких дополнений нарисовать максимально объёмные портреты наших героев.
Поэтому пройти мимо этого сюжета я просто не смогла.
Россия и русские в этом отношении гораздо ближе к средиземноморскому, если так можно сказать, типу. О, как гуливала «Могучая кучка», как гуляли у Палкина, у Данона (Донона), у Яра, у Елисеева, у Тестова Шаляпин, Стасов, Рахманинов, Дягилев, Савва Мамонтов и другие корифеи нашей музыкальной культуры! С шиком. С размахом. Но при этом без бесшабашного и не ведающего конца-края купеческого разгула. Без чувственно-пьяной экзотики, вроде когда-то популярных в роскошных нижегородских ресторанах «шансонеток в шампанском». Гуляли «с чувством, с толком, с расстановкой». Как прорабатывалось меню – некоторые из них, оформленные Васнецовыми и другими мэтрами живописи, сохранились! Какие яства подавались на стол! «Какой обед нам подавали, каким вином нас угощали…» – оффенбаховская Перикола вспоминается совсем не зря.
Как дотошен бывал Фёдор Иванович! Вот здесь меньше масла. А вот тут побольше гречневой каши. Сюда добавьте яблоки с черносливом и прочее в том же роде. Не мог он при этом не вспоминать почтенного Михаила Семёновича Собакевича: «Да кулебяку сделай на четыре угла. В один угол ты положи мне щёки осетра и вязигу, в другой запусти гречневой каши, да грибочков с луком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого…»
Тут чисто наше, русское. Разве не любит наш человек, простите, пожрать? И никто не моги стать на пути: размахнись, рука, раззудись, плечо! Что скажет после трапезы американец? «Спасибо Богу за то, что послал мне эту пищу». А русский? «И на хрена ж я так нажрался?» Это специфика нашего застолья, особенности нашей национальной кухни, как к ним ни относись.
Я как-то читала описание того, как Тургенев зазвал к себе Александра Дюма – кажется, в Спасское-Лутовиново. И опоздал по каким-то причинам против назначенного времени часа на два. В которое как будущий автор «Большого кулинарного словаря», заявившись на кухню, вовсю мучил кухарку. «Так, хочу это, это, это и это. Буженину холодную, ветчину, вашего запечённого гуся, из яиц вот такущий вот омлет…» Понятно, тут не напрасно вспомнится другой француз, Гаргантюа его звали…
Этого Тургенев явно не ожидал! И когда он, наконец, приехал, то был вынужден констатировать: «Дюма и компания вытрясли весь мой погреб так, что мне теперь надо целый месяц делать запасы, чтобы я мог писать спокойно и не думать о хлебе насущном». Да – для русского человека стол, еда, кухня, разговоры, застолье и застольные беседы не менее важны, чем для южан.
Но! Мало пригоден к творческим свершениям, допустим, итальянец, который не съел вовремя на обед свою пасту. «Не будет пасты – не будет оперы». Это не мои слова, а Джакомо Пуччини. Русского же человека я вполне могу представить пишущего без всякого обеда