Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е). Коллектив авторовЧитать онлайн книгу.
ель, пока мель не становится сушей.
Иногда острова намывают искусственно. Так недавно создали остров Пеберхольм между Данией и Швецией, чтобы соединить две страны мостом через пролив Эресунн. Сейчас строят цепочку островов вдоль берега Объединенных Арабских Эмиратов – чтобы пляжей было больше. Такие острова конструируются специальными машинами, которые достают песок и гальку со дна реки или моря и насыпают из них все более высокую гору, пока она не начинает торчать из воды.
В повседневной жизни есть похожие практики, но они гораздо менее заметны. Бывает так, что людям приходится действовать каждый день в неудобных, трудных условиях, которые они не могут изменить, – например, в тоталитарном или авторитарном государстве. В этой ситуации люди каждый день понемногу изменяют эти условия и идеологический язык, на котором они должны говорить. Возникает социальное пространство с иными условиями, чем в окружающем его «большом» обществе. Оно гораздо меньше заметно внешнему наблюдателю, чем остров в океане, однако для человека, оказавшегося на сколько-нибудь продолжительное время внутри этого новосозданного пространства, отличия не только очевидны – новые условия начинают неумолимо изменять его/ее жизнь.
Некоторые острова вырастают в социальной жизни подобно коралловым – постепенно, благодаря переосмыслению рутинных практик и институтов и наращиванию многообразных колоний на социальных поверхностях, которые возникли давно и ничем особенно («из воды») не выдаются.
Центральные власти или местное начальство могут в любой момент уничтожить остров или, по крайней мере, подровнять так, чтобы верхушка не торчала из волн. Те, кто борются за единство уровня, могут руководствоваться идеями агрессивного уравнительства, но в некоторых случаях – и высокими этическими побуждениями. Они тоже стремятся создать идеальный социальный ландшафт. Поэтому их планы и стремления – важная часть социальной истории.
Те, кто намывает острова, не обязательно являются адептами «островной» жизни, читай – элитистами, которым было бы важно разделить общество на «своих» и «чужих». Нет, часто их работа обусловлена безвыходностью ситуации и стремлением создать хотя бы какое-то пространство для самостоятельного социального действия. Продолжая метафору, можно сказать, что «намыватели» таких островов часто надеются, что все море покроется такими островами или что их остров со временем превратится в новый материк. Элитизм может возникнуть (или не возникнуть) потом – как результат, но не как причина.
Даже после «уравнивания» память об изменении ландшафта остается. Пережившие это изменение, как правило, сохраняют сознание социальных «островитян», у которых есть необычный, отличный от других опыт.
Эта книга – о концепциях и практиках намывания «социальных островов» в советском школьном образовании.
Одна из наиболее устойчивых черт постсоветского российского образования – его бурное перманентное реформирование на всех уровнях. На протяжении всех постсоветских лет реформа идет на институциональном уровне (в 2010-е – слияние школ, детских садов, институтов, создание федеральных окружных и исследовательских университетов и т.п.), на методическом и содержательно-дидактическом (диверсификация программ в 1990-е и все большая унификация в 2010-е) – и на многих других.
Разнонаправленные действия властных инстанций вызывают общественные дискуссии, в которых нынешняя ситуация чаще всего сравнивается с положением в советском высшем и (особенно) среднем образовании. Советская школа, однако, предстает в этих спорах как единое, максимально обобщенное и мифологизированное целое, которое оценивается либо однозначно положительно, либо столь же однозначно отрицательно. Сторонники советской школы утверждают, что в ней якобы «хорошо учили» и у нее была «большая воспитательная роль»1, противники – что школа была предельно идеологизированной и централизованной, а программы – консервативными и ригидными2. Соответственно, кризис современного школьного образования в России объясняется то дурным влиянием советской школьной политики, то, гораздо чаще, следствием того, что советское наследие незаслуженно забыто.
Поразительным образом само это «наследие» сегодня изучено не слишком подробно. Существует ряд исследований школы 1930-х – начала 1950-х годов, но школа 1960 – 1980-х обсуждается и реже, и куда менее систематически, чем «сталинская», – а ведь современная российская школа наследует среднему образованию обоих этих периодов. Обобщающие работы советского времени часто содержат множество ценной информации и заслуживают самого серьезного внимания, однако на их содержание и даже на методологию очень большое влияние оказала цензура3 – если не считать очень немногочисленных исследований, выполненных и опубликованных на Западе4. Кроме того, советские монографии чаще всего рассматривают школу изолированно, а ее место в общественно-политическом контексте обсуждают исходя из наиболее значительных событий соответствующей эпохи, как они были представлены в советской историографии – Гражданской и Великой Отечественной войн, индустриализации и т.п.
В
Здесь особенно характерен апологетический, изобилующий фактическими ошибками текст журналиста Максима Соколова «Парадоксальный эффект советской школы», написанный в 2003 году и скопированный в Интернете на многочисленных сайтах «лучших рефератов» (см., например: http://n-t.ru/tp/ob/pe.htm). В некритически-одобрительном отношении к советской школе могут сходиться радикальные левые, поклонники сильного государства, этнонационалисты и православные фундаменталисты:
Беседа тележурналиста В. Познера и министра образования и науки РФ Д. Ливанова на Первом канале российского телевидения (расшифровка: минобрнауки.рф/пресс-центр/3166, опубликована 18 марта 2013 г.); доклад Всемирного банка об итогах модернизации образования в РФ, подготовленный в 2004 году (
См., например, известную книгу западногерманского историка Оскара Анвайлера: