За пределы атмосферы. АнтологияЧитать онлайн книгу.
ыть придумано, здесь может и быть… Главный герой 19-го тома АЖЛ – Космос. Он, как и положено, бескрайний, однако вполне обжит авторами этого тома, многие из которых состоят в Российском космическом обществе и при любом удобном случае напоминают читателям: никогда не рано думать о великом будущем!
Юлия Рубинштейн
г. Сосновый Бор, Ленинградская область
Образование: Ижевский механический институт (1987), специальность 0608 (ЭВМ), аспирантура ЛЭТИ (1994), к. т. н. (1994).
Лауреат ряда литературных конкурсов. Стихи и рассказы публиковались в газетах, журналах, альманахах, сборниках, в России, Беларуси, Германии, США.
– В разговорах с близкими, друзьями, коллегами то и дело всплывает: «а что, если бы?..» Вот это и есть начало рассказа. Байки, более или менее абсурдной и фантастической. Которую слушают. Веселятся или ежатся, достраивают. Потом она записывается. Иногда разрастается в повесть. Случается, что дипломированные и сертифицированные филологи присваивают повести категорию «роман». В основе всего этого – надежда автора, что его любопытство передастся читателю.
© Рубинштейн Ю., 2023
Универсальный источник
Часть I
Чудеса из рефрижератора
Глава 1. Находка дается в лихую минуту
Света не было. Декабрь – какой свет? Фонари тоже не горели. В небе, перед лицом и под ногами хлюпала однородная хлябь из воды во всех видах. В жидком, в виде тумана, мокрого снега и сочащегося под одежду холода. Густав хоть и старался поменьше везти ногами – так дольше удавалось не промокнуть, – но сил не было уже никаких: ел он крайний раз позавчера.
Именно крайний. Он запрещал себе употреблять слово «последний». Чтобы не накликать. «Последний» скажут на похоронах. А пока не зарыли, сопротивляемся.
Однако носы ботинок все чаще зарывались в водяной студень, и между пальцами уже чавкала кашица носков. Со слышным мерзким фырчаньем. Различать стены и заборы от решетки льющихся сверху струй делалось все труднее. И не хотелось аварийно завершиться на зубах местной собачьей стаи. А значит – надо что-то предпринимать, от движения с целью незамерзания переходить к целенаправленному движению, выбрать точку Б, куда и начать стремиться из находящейся в настоящий момент вот в этой луже точки А.
Пожалуй, лучше всего опять на станцию. Твердость и четкость известных Густаву железнодорожных правил внушала чувство надежности. Уже хлеб. Густав громко проглотил. Может быть, удастся разжиться какими-нибудь обрезками в буфете. Ноги сами влеклись по знакомой-перезнакомой улице. Строго говоря, не заслуживающей этого названия. Остатки асфальта, которым двадцать лет, две канавы по сторонам, избы за тесовыми заборами. Именно избы. Рубленые, с печками и сортирами системы «дырка» во дворах. Буквально завтра кончится двадцатый век. И до ближайшего метро всего полста километров.
Вот и станция. Хоть что-то светится электрическое. Не совсем одичание, не палеолит. Зеленый светофор. Маршрут в четную сторону. И что-то даже звякает на путях! Рефрижераторная секция пыхтит дизелем. Густав перешел первый путь и двинулся по тропинке вдоль него. Поравнялся со средним вагоном, жилым. Дверь была приоткрыта.
– Привет, служба! Что – жарко?
– Прр-эт, – донесся изнутри рычащий бас. И высунулась морда шириной со столовский поднос, такая же немытая и закопченная. Вдобавок заросшая жесткими колечками угольно-черной бороды. Густав слегка попятился.
– Чё трр-пхаешься? – с явным дружелюбием продолжил бас. – Хрр-шо в луже? Да-ай сюда! – И дверь распахнулась настежь.
Безработный бывший оборонпромовец поднялся в тепло и, понукаемый хозяином с той же насмешливой заботой, скинул с себя мокрую, каплющую куртку.
– А мокрр-ступы сюда, сюда, вот в эти опорр-ки влазай. – И сопревшие босые ноги гостя объяло засаленное тепло обрезанных по щиколотку валенок. Носки и ботинки зашипели на трубах, извивающихся змеевиком и образующих здесь печку. Через пять минут они с дизелистом рефсекции уже уплетали «быстролапшу» с хлебом и колбасой.
– Мой глаз ‘эрр-ный! Некуда, а?
Густав кивал, втягивая в себя лапшины одну за одной и не будучи в силах остановиться хотя бы для ответа.
– ‘И-ижу, ‘ижу. Даж не назва-сь. Вот я – Семён. Не Сёма какой-нюдь которр-ы-час, эти одесскь-таки штучки, не Сеня, ах вы новы-йи мои, а Семён. – В такт своей речи механик будто лепил из воздуха некие формы ладонями размером с галоши, и почти такими же черными от смазки.
– Густав.
Титаническое усилие отрыва от лапши все-таки следовало совершить. И удалось.
– Уу! Из э-ых? Рпр-сиррных? Ррыби… ну, это, а-а?
Конечно, Семён не мог знать всех причин, по которым Густав не любил своего паспортного имени Август. С детства грызло: что за чертова фантазия матушкина? Детсад хором измывался: ав-ав! И первые классы. Уже хотя бы назло им всем следовало – наоборот. Не Август, а Густав. К фамилии Норин не очень