Безутешный счастливчик. Венедикт ЕрофеевЧитать онлайн книгу.
из Петушков
Предуведомление составителя
Многим кажется, что писатель Ерофеев убит своим героем Веничкой и что его творческое наследие совсем невелико. «Он вообще был невероятно талантлив, и я думаю, что реализовался хорошо если на один процент, – заметил сосед и свидетель его последних лет, физик А. Леонтович. – Моя жена говорила ему по поводу „Петушков“: „Ты как Терешкова, полетел один раз – и все“. Он прямо весь изворачивался – ему было очень обидно, – но ничего не говорил».
Эта книга – плод бедного богатства, попытка доказать, что дело обстоит не совсем так.
Оказывается, юродствующий герой поэмы «Москва – Петушки» – лишь одна из масок Венедикта Васильевича Ерофеева, который не только с золотой медалью окончил школу, но вполне мог претендовать на должность профессора далеко не заштатного университета. Пожалуй, литературу Серебряного века он знал лучше многих профессоров. Но, кроме этого, интересовался историей и музыкой, философией и еврейским вопросом. Не говоря уже о таких специальных вещах, как цветоводство и третья охота (так упомянутый в «МП» В. Солоухин называл сбор грибов). Свидетельством всего этого, фундаментом недо- и непостроенного остались записные книжки, которые В. Ерофеев вел с конца 1950-х годов.
Ерофеева-записочника систематически издавали дважды. Два тома записей 1960–1970-х годов вышли под редакцией А. Яблокова в славящемся своим антифилологизмом издательстве «Захаров» (2005, 2007). Предполагавшийся третий том (1980-е годы) так и не появился.
В. Муравьев в покойном «Вагриусе» («Бесполезное ископаемое», 2001, и несколько переизданий) выковырял изюм из булки, отобрал – вне всякой привязки ко времени – наиболее вкусные цитаты, афоризмы и изречения, превратив Ерофеева в профессионала-ирониста вроде Станислава Ежи Леца или Сергея Довлатова из «Соло на ундервуде». Так, впрочем, не раз издавали Чехова, Илью Ильфа.
Однако структура ерофеевских записных книжек, как, впрочем, и чеховских, и ильфовских, сложнее. Это не только «творческая лаборатория», но и телефонная плюс долговая книги, и тетради для конспектирования прочитанного, и фенологический плюс интимный дневник, и история известной болезни.
В нашем издании предложен третий, компромиссный путь: в огромном корпусе записей (более 100 авторских листов) обнаружить сквозные сюжеты ерофеевской жизни и комментарии к его главной книге, наброски ненаписанных книг и неизданных антологий, любовь к одному и идиосинкразию к другому. В общем – психологический портрет неуловимого Венички («Беги, Веничка, беги!»).
Так постепенно сложилась структура книги. В первом разделе из потока записей выделен собственно дневник, прихотливая вязь жизни Венедикта Ерофеева, привязанная к хронологии. Одновременно курсивом представлены записи, в которых на основе биографии уже строится предварительный образ, тот, который мы видим в знаменитой поэме. Хотя нет никакой гарантии, что «Я» этих кратких афористических набросков не относится к другим, так и не воплощенным замыслам.
Остальные главы строятся на лейтмотивах, повторяющихся темах разной степени важности. Хронология здесь не имеет решающего значения, хотя отбор все равно делался на основе дневниковых записей и, значит, как-то привязан ко времени. Однако нужно помнить, что датировку записей, их шифры и подтексты далеко не всегда можно установить. Ерофеевские записи нередко идут с нарушением хронологии: они либо вносились позже самого события, либо занимали свободное место в тетради. Составителям пришлось учитывать и то, что некоторые герои-современники В. Ерофеева еще здравствуют, поэтому время для публикации тех или иных фрагментов еще не пришло.
Эпиграфы к разделам большинство заинтересованных читателей должны помнить наизусть. Автор все-таки привязан, прикован, пришпилен к своей знаменитой книге.
Предлагаемое издание – это и «Ерофеев в жизни», и «Ерофеев contra Веничка».
Льщу себя надеждой, что книга избранного из записных книжек (а это примерно треть изначального объема) существенно скорректирует образ автора поэмы «Москва – Петушки», которому поверили многие мемуаристы.
Просматривая уже готовый том, я почему-то вспоминал горькие вопросы Достоевского, которыми оканчиваются «Записки из Мертвого дома»: «И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром!.. Ведь это, может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего. Но погибли даром могучие силы, погибли ненормально, незаконно, безвозвратно. А кто виноват? То-то, кто виноват?»
Издание этой книги по разным причинам растянулось – с большим перерывом – на пять лет. Надеюсь, когда (и если) дело дойдет до серьезного, с претензией на академизм, издания записных книжек, составителю могут предъявить список не злостных искажений, а добросовестных заблуждений.
«Вон… вон, Ерофеев из нашей Сорбонны!»
Я
Беги, Веничка, беги!
1 сентября 1945 – лето 1946 г., ст. Хибины. 1-й класс.
1 сентября 1946 – весна