Стоик. Теодор ДрайзерЧитать онлайн книгу.
потерпел столь унизительное поражение в Чикаго, не сумев продлить срок действия концессии на пятьдесят лет, перед ним встали две самые мучительные проблемы.
Первой его проблемой был возраст. Он подошел к порогу шестидесятилетия и, хотя внешне казался, как всегда, энергичным, в душе понимал, как нелегко ему будет умножить свое и без того немалое состояние (которое он непременно умножил бы, если бы сумел продлить концессию) с приходом в бизнес более молодых и не менее предприимчивых, чем он, финансистов. А это состояние могло бы составить ни много ни мало пятьдесят миллионов долларов[1].
Вторая проблема по его реалистическому суждению была еще более критической и состояла в том, что он к этому времени так и не обзавелся более или менее ценными социальными связями, иными словами, не занял подобающего ему места в обществе. Конечно, свою роль сыграло его филадельфийское тюремное заключение в молодости, вкупе с его природной любвеобильностью, и его несчастливый брак с Эйлин, которая ничуть не помогла ему подняться по социальной лестнице, и его неколебимый и чуть ли не звериный индивидуализм – все это отпугнуло многих, кто мог бы завязать с ним дружеские отношения.
А Каупервуд был не из тех, кто заводит друзей среди менее сильных, менее изощренных или деятельных, чем он сам. Это слишком сильно попахивало бессмысленным самоунижением и было в лучшем случае, по его мнению, бесполезной тратой времени. С другой стороны, он обнаружил, что сильные, коварные или по-настоящему важные персоны не слишком-то охотно идут в друзья. В особенности здесь, в Чикаго, где со многими из них он соперничал в борьбе за место под солнцем и влияние, они имели склонность объединяться против него, и не потому, что его моральные устои и методы отличались от тех, что они были готовы принять и использовать, а скорее потому, что он, чужак и выскочка, отважился пастись на финансовой поляне, которую они считали своей, добившись большего богатства и влиятельности, нежели они, за более короткий промежуток времени. Вдобавок к этому он снискал благосклонность жен и дочерей некоторых из тех самых мужчин, что более других завидовали его финансовым успехам, а потому они задались целью подвергнуть его социальному остракизму и немало в этом продвинулись.
В том, что касалось секса, он всегда жаждал личной свободы и ни перед чем не останавливался, чтобы ее получить. В то же время он всю жизнь лелеял мысль о том, что в какой-то момент вполне может встретить на своем пути женщину, настолько превосходящую всех, что он против своей воли будет приведен если не к полной верности – такой вариант для себя он никогда не брал в расчет, – то к искреннему союзу, основанному на взаимопонимании и любви. Он уже восемь лет чувствовал, что такой идеальной девушкой для него была Бернис Флеминг. Она явно не исполнялась благоговейного трепета перед его персоной или его славой, и его обычные уловки не производили на нее впечатления. И поэтому, а также из-за того, что она очаровала его как эстетически, так и чувственно, у него возникло убеждение в том, что она с ее юностью, красотой, осведомленностью и уверенностью в собственной ценности может добиться положения в обществе и служить естественным социальным фоном для его силы и богатства, разумеется, при условии, что он обретет свободу для женитьбы.
К несчастью, несмотря на всю его решимость в отношении Эйлин, он так и не смог расстаться с ней. С одной стороны, она ни за что не желала отпускать его. А добавление к его нелегкому сражению за рельсовые дороги в Чикаго еще и битвы за свободу превратило бы его жизнь в каторгу. Более того, глядя на Бернис, он не видел в ней необходимой благосклонности. Она не только заглядывалась на мужчин, что были моложе его, чем он, но вдобавок те имели устоявшиеся социальные преимущества, коим никак не способствовала его биография. Осознав это, он впервые ощутил горький вкус любовного поражения и порой долгими часами сидел в одиночестве в своих комнатах, исполнившись убежденности в том, что он безнадежно проиграл в этой борьбе за увеличение своего состояния и за любовь Бернис.
И вдруг она пришла к нему и самым удивительным и неожиданным образом сдалась на его милость, отчего он снова почувствовал себя молодым, а с этим мгновенно вернулось его прежнее деятельное настроение. Он наконец-то уверовал, что заручился любовью женщины, которая действительно может поддержать его в поисках влияния, славы, репутации.
С другой стороны, какими бы откровенными и прямыми ни были ее объяснения – «я подумала, что я вам теперь, вероятно, очень нужна… Я приняла решение», – все же с ее стороны чувствовалась некая обида на жизнь и общество, которые вынудили ее искать отмщения в той или иной его форме за те жестокости, что, как казалось ей, она претерпела в своей ранней молодости. На самом же деле ее мысль, не понятая Каупервудом потому, что ее неожиданное согласие погрузило его в состояние эйфории, состояла вот в чем: «Ты изгой, и я изгой. Мир изо всех сил старался досадить тебе. В моем случае мир пытался исключить меня из того круга, к которому, как мне кажется, я принадлежу и по своему характеру, и по иным причинам. Ты раздосадован, и я тоже. А потому заключим союз – союз красоты, силы, ума и мужества с обеих сторон, но без какого-либо преобладания одного из нас. Потому что если мы не будем играть по справедливости, то нет
Покупательная способность доллара на рубеже XIX–XX веков была приблизительно в тридцать раз выше нынешней.