Кладовщик. Константин Иванович КизявкаЧитать онлайн книгу.
и смыслы и плывут маленькими нелепыми островками по бесконечной и беспощадной глади океана забвения.
Так ли было на самом деле или это только жалкая аппликация изъеденной временем памяти, но мне кажется, я хорошо помню своё детское восприятие книг и три места, откуда эти книги приходили в мои руки: полку детского секретера, книжный шкаф отца и библиотеку в одной из соседних пятиэтажек. Каждое из трёх мест давало мне разные книги.
Книги с полки секретера были идеальными, я перечитывал их многократно, всякий раз обнаруживал новые детали и получал гарантированное удовольствие.
С книгами из библиотеки таких гарантий не было. Каждый поход в районный храм литературы напоминал небольшую археологическую экспедицию. Раскопки полок и шурфовка аннотаций похищали из моей жизни от двадцати минут до нескольких часов, чему я, однако, был рад, потому как более увлекательного убийства времени не придумал и по сей день. Когда дотошный школьник являлся за новой книжкой, библиотекари ворчали, переглядывались, хитро улыбались, но меня это не задевало, экспедиция сменялась экспедицией и примерно раз в пять посещений я откапывал настоящее сокровище.
Шкаф отца оставался непокорённой крепостью. Его населяли книги солидных писателей утраченных времён и государств. Я не мог, как ни пытался, уловить прелесть туманных потоков взрослого сознания, и дал себе детскую клятву вернуться к ним, как только разум мой будет в состоянии наслаждаться этой, пока, прямо скажем, слишком твёрдой для моих едва проросших духовных зубов, пищей.
Ровно через тридцать восемь лет после окончания школы я вспомнил о книгах отца и раскрыл первую попавшуюся. Сразу скажу, не надо было этого делать. Некоторые сказки прекрасны, пока ты молод. Спотыкаясь о странности и огрехи стиля девятнадцатого века, я попытался проникнуться персонажами и идеями, но, вместо живых людей, на свет полезли угловатые гомункулы, мычащие пафосные, лишённые логики речи, а износившиеся за последние сто с лишним лет интенции настолько не зацепили моё циничное нутро, что после утомительного часа чтения этого, простите за резкость, литературного убожества, я закрыл книгу и аккуратно поставил на место.
– Вы меня слышите?! – по ту сторону стола хмурился худой, остроносый, с обвисшими седыми усами директор техникума и в глазах его полыхало недоброе пламя. – Вы что, спите? Мы тут с вами разговариваем, а вы как будто не слышите.
Кроме нас в просторном кабинете, у стены, обшитой жёлтыми деревянными панелями, сидели на стульях ещё пятеро. Замы по всяким вопросам. Один мужчина и четыре женщины.
Глаза женщин мерцали укором, глаза зама по безопасности Семёныча не выражали ничего, кроме безразличия.
– Чего молчите?! – голос директора переполнился напряжением.
Я попытался сообразить, в чём он меня обвиняет, но внятного ответа не нашёл, во всяком случае, в моей голове его не было.
За десять минут до этого выхода «на ковёр» мудрый коллега, мастер сорок восьмой группы Андрей Андреевич Майер заметил: «Вы, Алексей Иванович, зря так уверены, что вас там хвалить будут. Для беспричинных, с точки зрения начальства, преподавательских радостей другие мероприятия организовываются. Готовьтесь к худшему, друг мой. И не принимайте близко к сердцу. Они ведь тоже винтики большой системы, как и мы с вами».
Пытаясь соответствовать формальным смыслам момента, с почти искренней виноватостью я заявил:
– Каюсь. Наверное, в чем-то ошибся. Больше так не буду. Простите великодушно!
Вы наверняка видели, как совпадают в причудливый узор цветные стеклышки калейдоскопа – так же мгновенно лицо директора скукожилось узелками боли, сарказма и восхищения.
– Хиханьки?! Мы, Алексей Иванович, с вами что, в цирке, что ли?!
Первое разумное наблюдение. Но не буду умничать.
– Савелий Аркадьевич, мы с вами делаем общее дело. Воспитываем детей…
Директор побагровел.
– Ну, уж вы тут, это, позвольте! Мы… вы тут не придумывайте, делаем всё-таки разные дела! Я вижу, что у вас, извините, своё, а у нас вот тут, понимаете ли, совершенно своё дело!
– Не знаю, какой вы там писатель, – звонко заявила симпатичная зам по воспитательной работе, – но педагог очень слабый!
– Да что вы его слушаете, – вставила пожилая зам по учебной части, – он же все врёт!
Стало гадко и жарко. В воздухе явственно ощущался запах чеснока, видимо, сегодняшний обед директора не обошёлся без этого овоща – или это не овощ? Что-то задели во мне по сути безобидные, скорее, даже просто дежурные слова, что-то очень детское, из похороненных на дне памяти времён, когда отец обвинял в том, чего я никогда не делал.
– Вы можете говорить что угодно, – осторожно начал я, – но давайте не будем доводить до абсурда. Кому я врал?! Возможно, я плохой писатель, легко соглашусь. Педагог слабый? Допустим. Но зачем мне врать?!
– Вы посмотрите на него! – директор обратился к фанерным интонациям актёров древнегреческих трагедий. – Он ещё и кривляется! Как можно терпеть настолько такого непрофессионала