Этажи. №2. Март 2016. Литературно-художественный журналЧитать онлайн книгу.

      Море волнуется раз, море волнуется два,

      ты замираешь на три где-то у моря внутри,

      весь в паутине теней, водорослей, в дыму:

      гжель – твое тело, гжель – спишут под хохлому.

      Чуешь ли ты меня, видишь ли ты меня,

      знай: человек-амфибия просит еще огня,

      превозмогая соль, жабры свои садня,

      наш человек-амфибия просит еще огня.

      Брось ему флягу с джином и подмешай «Tabasco»

      в море, чтоб запотела у человека маска,

      чтоб отвалился к бесу этот дефис амфибий,

      брось ему амфибрахий и за свободу выпей.

      Пусть он всплывет и выйдет на освященный берег,

      был под водой – сангвиник, стал на земле – холерик,

      больше ему не плавать морем в гламурных ластах,

      больше ему не слушать марши на всё согласных.

      Летний домик, бережно увитый

      виноградным светом с головой,

      это кто там, горем не убитый

      и едва от радости живой?

      Это я, поэт сорокалетний,

      на веранду вышел покурить,

      в первый день творенья и в последний

      просто вышел, больше нечем крыть.

      Нахожусь в конце повествованья,

      на краю вселенского вранья,

      «в чем секрет, в чем смысл существованья?» —

      вам опасно спрашивать меня.

      Все мы вышли из одной шинели

      и расстались на одной шестой,

      вас как будто в уши поимели,

      оплодотворили глухотой.

      Вот, представьте, то не ветер клонит,

      не держава, не Виктор Гюго —

      это ваш ребенок рядом тонет,

      только вы не слышите его.

      Истина расходится кругами,

      и на берег, в свой родной аул,

      выползает чудище с рогами —

      это я. А мальчик утонул.

      Речной бубенчик – день Татьянин,

      взойдя на пристань, у перил

      бездомный инопланетянин

      присел и трубку закурил.

      А перед ним буксир-кукушка

      на лед выпихивал буйки,

      и пахла солнечная стружка

      морозной свежестью реки.

      И, восседая на обносках,

      пришелец выдыхал псалмы:

      «Пусть голова моя в присосках —

      бояться нечего зимы…»

      И было что-то в нем такое —

      родная теплилась душа,

      как если бы в одном флаконе —

      смешать