Сонеты. Адам МицкевичЧитать онлайн книгу.
взоре,
И твои ланиты ярко разгорелись,
Словно розы утра при златой Авроре.
Ты запела… Голос в душу мне проникнул,
Вспомнил я: не к раю ль бог меня сподобил?
Мнилось: ангел божий эту душу кликнул
И с небесной башни час спасенья пробил.
Милая! Признайся!.. Бед я не умножу:
Если взглядом, словом сон твой потревожу,
То хотя бы жребий нас и разлучил –
Пусть я буду изгнан и убит судьбою,
Люди пусть другого обручат с тобою –
Бог твою б мне только душу заручил!
С собой говорю я, с другими немею,
Вдруг к сердцу вся кровь приливает моя,
В глазах моих искры мелькают, бледнею;
Иные с вопросом: не болен ли я?
Те шепчут: вполне ли рассудком владею?
Весь день так я мучусь. Вот время спанья!
Авось хоть минутку украсть я успею
У мук моих после несносного дня!
Нет! Сон благодатный страдальцу неведом;
Мне сердце бьет в голову огненным бредом,
Вскочивши, я фразы слагаю, твержу:
Вот то-то и это злодейке скажу!
Но только увижу тебя – и ни слова!
А там вновь горю я, и мучусь я снова,
Ты ходишь так просто, в блестящую фразу
Ты слов не слагаешь, со всеми скромна,
А рады все быть к тебе ближе – и сразу
В одежде пастушки царица видна.
Вчера были песни и говор, был праздник,
Звучали твоих там подруг имена;
Тот гимны им пел, тот острился, проказник, –
Вошла ты – настала сейчас тишина.
Так в пирном разгаре смолкает вдруг зала,
Где к хору недавно взывал запевало
И бурно всё шло в плясовом колесе.
Вот – тишь водворилась: что б значило это?
«То ангел промчался», – был отзыв поэта.
Все гости почтили; узнали – не все.
Свидание в роще
«Ты ль это? Так поздно!» – «Что ж делать?
В ночную
Мне пору досталось в лесу поблуждать;
А ты – всё ждала меня? Я торжествую…»
– «Злой друг мой! Могла ли тебя я не ждать?»
«Дай ручки свои мне! Я их расцелую.
Дрожишь? Отчего?» – «Я готова бежать,
Чуть в роще шум листьев, крик птицы почую, –
Мы, верно, преступны: зачем бы дрожать?..»
«Преступны?.. Взгляни мне в глаза! О, напрасна
Боязнь. Преступленье не смотрит так ясно.
Иль то, что мы вместе, считать нам виной?
Однако ж так чужды мы близости тесной –
Так чужды, как будто б, мой ангел земной,
Ты всё для меня только ангел небесный».
Ханжа нас бранит, а шалун в легкокрылом
Разгуле глумится, что двое в стенах –
Ты с юностью нежною, я с моим пылом –
Сидим мы: я в думах, ты в горьких слезах,
Я бьюсь с искушеньем, хоть бой не по силам,
Тебя же пугает бряцанье в цепях,
Которыми рок приковал нас к могилам:
Как знать тут, что деется в наших сердцах?
Что ж это? Удел наслажденья иль муки?
Приникнув к устам твоим, сжав твои руки,
Могу ли удел свой я мукой назвать?
Когда ж нам приходится тяжко рыдать
В минуту свиданья пред веком разлуки –
«Вот, вот наслажденье!» – могу ль я сказать?
Утро и вечер
Солнце на восходе гонит ночь-смуглянку,
А к закату месяц клонится унылый.
Роза, солнце видя, встала на приманку,
Под росой фиалка гнет свой стебель хилый.
Под окном Лауры я присел на планку,
А она, лаская локон свой, спросила:
«Отчего так все вы грустны спозаранку –
Месяц, и фиалка, да и ты, мой милый?»
Вечером явился я в картине новой:
Месяц возвращался бодрый, весь багровый,
Освежась, фиалка стебель поднимала,
Веселей, чем прежде, милая стояла
У окна того же, – я ж предстал Лауре
И присел, как утром, так же