Терроризм и коммунизм. Лев ТроцкийЧитать онлайн книгу.
се внимание Советской России было сосредоточено на чисто военных задачах. Прежде всего нужно было отстоять самую возможность социалистического хозяйственного творчества. Промышленностью мы могли заниматься немногим свыше того, что было необходимо для обслуживания фронтов. Экономическую клевету Каутского мы вынуждены были разоблачать, главным образом, по аналогии с его политической клеветой. Чудовищные утверждения Каутского, будто русские рабочие неспособны к трудовой дисциплине и хозяйственному самоограничению, мы могли в начале этой работы – почти год тому назад – опровергать преимущественно указаниями на высокую дисциплинированность и боевой героизм русских рабочих на фронтах гражданской войны. Этого опыта было с избытком достаточно для опровержения мещанских клевет. Но теперь, спустя несколько месяцев, мы можем обратиться к фактам и доводам, почерпнутым непосредственно из хозяйственной жизни Советской России.
Как только ослабело военное давление, – после разгрома Колчака[4] и Юденича и нанесения нами решающих ударов Деникину, после заключения мира с Эстонией[5] и приступа к переговорам с Литвой и Польшей,[6] – во всей стране произошел поворот в сторону хозяйства. И один этот факт быстрого и сосредоточенного перенесения внимания и энергии с одних задач на другие, глубоко-отличные, но требующие не меньших жертв, является непререкаемым свидетельством могущественной жизнеспособности советского строя. Несмотря на все политические испытания, физические бедствия и ужасы, трудящиеся массы бесконечно далеки от политического разложения, нравственного распада или апатии. Благодаря режиму, который хотя и наложил на них большие тяготы, но осмыслил их жизнь и дал ей высокую цель, они сохраняют исключительную нравственную упругость и беспримерную в истории способность сосредоточения внимания и воли на коллективных задачах. Сейчас во всех отраслях промышленности идет энергическая борьба за установление строгой трудовой дисциплины и повышение производительности труда. Организации партии, профессиональных союзов, правления заводов и фабрик соревнуют в этой области при безраздельной поддержке общественного мнения рабочего класса в целом. Завод за заводом добровольно, по постановлению своих общих собраний, удлиняют рабочий день. Петербург и Москва подают пример, провинция равняется по Петербургу. Субботники и воскресники, т.-е. добровольная и бесплатная работа в часы, предназначенные для отдыха, получают все большее распространение, вовлекая в свой круг многие и многие сотни тысяч рабочих и работниц. Напряженность и производительность труда на субботниках и воскресниках отличается, по отзывам специалистов и по свидетельству цифр, исключительной высотой.
Добровольные мобилизации для трудовых задач в партии и в союзе молодежи проводятся с таким же энтузиазмом, как раньше для боевых задач. Трудовое добровольчество дополняет и одухотворяет трудовую повинность. Недавно созданные комитеты по трудовой повинности охватывают сетью своей всю страну. Привлечение населения к массовым работам (очистка путей от снега, ремонт железнодорожного полотна, рубка леса, заготовка и подвоз дров, простейшие строительные работы, добыча сланца и торфа) получает все более широкий и планомерный характер. Все расширяющееся привлечение к труду воинских частей было бы совершенно неосуществимо при отсутствии высокого трудового подъема…
Правда, мы живем в обстановке тяжкого хозяйственного упадка, истощения, бедности, голода. Но это не довод против советского режима: все переходные эпохи характеризовались подобными же трагическими чертами. Каждое классовое общество (рабское, феодальное, капиталистическое), исчерпав себя, не просто сходит со сцены, а насильственно сметается путем напряженной внутренней борьбы, которая непосредственно причиняет участникам нередко больше лишений и страданий, чем те, против которых они восстали.
Переход от феодального хозяйства к буржуазному – подъем огромного прогрессивного значения – представляет собою чудовищный мартиролог. Как ни страдали крепостные массы при феодализме, как ни тяжко жилось и живется пролетариату при капитализме, никогда бедствия трудящихся не достигали такой остроты, как в эпохи, когда старый феодальный строй насильственно ломался, уступая место новому. Французская Революция XVIII столетия, которая достигла своего гигантского размаха под напором исстрадавшихся масс, сама на продолжительный период до чрезвычайности углубила и обострила их бедствия. Могло ли быть иначе?
Дворцовые перевороты, заканчивающиеся личными перетасовками на верхах, могут совершаться в короткий срок, почти не отражаясь на хозяйственной жизни страны. Другое дело – революции, втягивающие в свой водоворот миллионы трудящихся. Какова бы ни была форма общества, оно покоится на труде. Отрывая народные массы от труда, вовлекая их надолго в борьбу, нарушая этим их производственные связи, революция тем самым наносит удары хозяйству и неизбежно понижает тот экономический уровень, который она застигла у своего порога. Чем глубже социальный переворот, чем большие массы он вовлекает, чем он длительнее, тем большие разрушения он совершает в производственном аппарате, тем более опустошает общественные запасы. Отсюда вытекает лишь тот, не требующий
Колчак – адмирал царского флота; бывший командующий Черноморским флотом. После падения Советской власти в Сибири, по настоянию Антанты, назначается организовавшейся там Директорией военным министром. Однако 18 ноября 1919 года Колчак устраивает переворот, в результате которого становится «верховным правителем Сибири». Организовав многочисленную белую армию, Колчак овладевает всей Сибирью и Уралом. С мая 1919 года начинается для Колчака ряд неудач. Красные захватывают один город за другим. Вся Сибирь покрывается партизанскими отрядами, в тылу происходят многочисленные восстания крестьян. В результате – армия Колчака разбивается и теснится в глубь страны, наконец в январе 1920 г. падает Иркутск, вслед за этим в Нижнеудинске захватывается Колчак и 7 февраля он расстреливается по постановлению Иркутского ревкома.
Заключение мира с Эстонией. – Полное поражение Юденича в конце 1919 года вынудило 2 февраля 1920 года Эстонию подписать мирный договор с Советской Республикой. Эстония получила этнографическую границу, право на лесные концессии и 15 миллионов рублей золотом, взамен чего она обязалась предоставить свои порты Советской России для беспрепятственного пользования в торговых целях и право свободного транзита русских товаров. Историческое значение мирного договора с Эстонией заключается в том, что это был первый, если не считать Брестский, договор Советской Республики с буржуазным правительством.
Переговоры с Литвой и Польшей – начались непосредственно после разгрома Деникина и Юденича. В мае месяце 1920 года состоялась в Москве русско-литовская мирная конференция. С Польшей дело обстояло сложнее. Три раза пыталось Советское Правительство завязать мирные переговоры с Польшей (22 декабря 1919 г., 28 января 1920 г. и 2 февраля того же года). Однако Польша всячески оттягивала начало мирных переговоров, а затем внезапно, в мае 1920 года, начала наступление на Украину, захватив Киев. Дальнейшее течение мирных переговоров имело место уже после войны. 17 августа 1920 г. в Минске произошла первая встреча русской и польской делегаций. 21 сентября 1920 года переговоры были перенесены в Ригу, где и был подписан 12 октября договор о прелиминарном мире.