И мы были… и мы любили…. Валерий РоньшинЧитать онлайн книгу.
ербург – прекрасный город… для прогулок. Но жить здесь нельзя. Здесь можно только умереть. Умирать сюда приезжают со всех концов света.
Но это так, к слову.
Я же приехал в Питер не жить и не умирать. Мне всего лишь хотелось посмотреть на памятник собаке Павлова.
Было лето. Шёл дождь.
Я решил позвонить своей бывшей жене. Теперь она была замужем за питерским миллиардером. Я позвонил.
Ответил миллиардер.
– Здравствуйте, – сказал я.
– Кати нет, – сказал он.
– Я слушаю, – сказала Катя.
– Поехали автостопом до Шамбалы, – предложил я.
– Записывай, – сказала она. – У моего мужа Гарика куча нефтяных вышек по всей Сибири, а у меня куча ювелирных салонов по всей России. А завтра я улетаю на Каймановы острова. И на фига мне, спрашивается, твой автостоп до Шамбалы?
– Ты обуржуазилась, – сказал я.
– Да, я обуржуазилась, – с удовольствием подтвердила Катя. – А ты не злись. Я ведь, в сущности, тебе ни к чему. Тебе вообще женщина не нужна. Тебе надо существо, похожее на женщину.
– Ладно, девчонки, – снова возник в трубке миллиардер, – хватит трепаться.
Связь оборвалась. Я пошёл искать собаку Павлова.
По дороге я зашёл в кафе. Сел за столик, заказал кофе. Напротив меня сидела маленькая девочка. Она ела мороженое. Вскоре к нам подсел старик. И тоже заказал мороженое.
– Один мой знакомый, – принялся рассказывать старик, – страдал очень редкими заболеваниями. Из-за одной болезни ему нельзя было есть много – умрёшь, а из-за другой – мало, тоже умрёшь. Сейчас он на Смоленском кладбище.
– А у меня была жена, – вспомнил я Катю.
– Тоже на Смоленском? – сочувственно покачал головой старик.
– Пока ещё нет, – сказал я.
Девочка резко взмахнула рукой. Старик от неожиданности вздрогнул.
– Муху поймала! – радостно сообщила она, гордо показав сжатый кулачок.
– А ты её проглоти, – в шутку предложил я. – Куплю тебе ещё мороженого.
Девочка тут же кинула муху в рот и проглотила. Муха, надо полагать, даже ахнуть не успела.
Пришлось заказать девочке мороженое.
– Нет, вы только представьте себе, – с возмущением сказала официантка, принеся мой кофе, – подходит ко мне вчера на Невском какой-то тип и говорит: давай потрахаемся. Я чуть не упала от такого предложения.
– Вы споткнулись? – поинтересовалась девочка.
– Как же после этого жить? – продолжала официантка, обращаясь почему-то исключительно ко мне. – Жить-то как?!
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Я знаю, – сказала девочка. – Живите, как слоны в Индии. Только палкой о рельс ударят, они бросают брёвна и бегут обедать.
– А я во время войны был боевым генералом, – приосанившись, объявил старик.
– Генералом? – повторил я.
– Да! Боевым!
– Всю жизнь мечтал познакомиться с боевым генералом.
– Считайте, что ваша мечта осуществилась.
– Это ж с какого года вы будете? – заинтересовалась официантка, присаживаясь на свободный стул.
– Да я и сам уж не помню. Вроде бы с девятисотого.
– У меня прапрабабушка была с девятисотого, – сказал я.
– Вот ви́дите, – сказал старик, – я мог бы быть вашей прапрабабушкой.
Официантка вновь посмотрела на меня.
– А у вас жена есть? – с обезоруживающей прямотой спросила она.
– Да, есть, – кивнул я.
– Красивая?
– Скорее уродливая, чем красивая.
– А вы её любите?
– Люблю. Правда, как-то раз завтракали – и вдруг такой порыв: ткнуть ей в глаз вилкой. Верите ли, еле себя сдержал.
– Вот что я вам скажу, – по-взрослому серьёзно произнесла девочка. – Не любите вы свою жену тою любовью.
– Какою? – не понял я.
– Ну… тою.
– А где она работает? – продолжала выспрашивать официантка.
– В порту, – ответил я. – Грузчиком.
Официантка засмеялась. У неё громко щёлкнула челюсть.
– Простите, – смутилась она. – Вам, наверное, это противно.
– Что? – спросил я.
Она взъерошила мои волосы.
– И почему мужчины лысеют, – меланхолично вздохнула. – А вот якуты не лысеют. Был у меня приятель якут. На мотоцикле разбился. Насмерть. А недавно перехожу с «Сенной» на «Спасскую» – а он навстречу. Я чуть не рехнулась. А он мимо прошёл, даже не поздоровался.
– И всё-таки, – убеждённо сказал старик, до этого слегка задремавший, – хороших людей на земле больше, чем плохих.
– А у моей мамы глаза разного