Золотой мальчик, золотая девочка. Татьяна СоколоваЧитать онлайн книгу.
title>
Дворник (монолог)
…Каждое утро, ровно в шесть, ни минутой раньше или позднее:
– …Так-так! Так-так!
– Скрр-скр-р! Скрр-скрр!
– Шыы-ы-рк!
Откуда он взялся?
Был хороший типический дворник – неприметный, «не видно – не слышно», швыркающий острым красненьким носиком, в куцей пятнистой штормовочке и такой же кепке.
Я смотрела из окна моей гостиной, как у соседнего дома в утренних сумерках безмолвный ветер элегически – будто одинокую ветлу на высоком угоре – раскачивает его длинную, держащуюся за метлу фигуру.
Я смотрела – и мне становилось теплее в моей маленькой прохладной квартире, в нашем день ото дня холодеющем мире.
И вот, кажется, уже по осени…
Да, именно по осени – я не сразу догадалась – как это так совпало?
По осени со мной стало происходить то, чего в реальности быть не может. Вернее так – в мою реальность вошло что-то ей совершенно не нужное и не столько даже бесполезное, сколько вредное.
Конечно, у меня довольно нетривиальное понятие о реальности – она вовсе не состоит из одного видимого нами мира, но органично включает в себя и мир невидимый.
Особенно важно, что невидимую реальность физическим зрением мы видеть не можем – это закон. Всё остальное – те или иные отклонения от него, всяческие ясновидения и прочая паранормалика – возможны, но неполезны, а порой и смертельно опасны для человека.
Так вот – однажды мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Ну, так, ни с того, ни с сего – иду по улице и вдруг чувствую на себе чей-то пристальный взгляд – замираю, оглядываюсь – никого.
Так и должно быть – никого – теперь люди ходят даже в толпе словно бы в пустоте. Особенно чувствуешь это в столицах и мегаполисах – чем ближе к центру – тем заметнее.
В маленьких городках тысяч до ста – та же картина, смягченная разве тем, что многие знают друг друга. Но к незнакомцам и в маленьких городках реакция год от года типичнее – от пустоты к пустоте.
А тут этот взгляд в спину.
Ну, что же – рельсы по привычке на себя перевела – может, каракульчу рано надела – мех, даже тонкий, у многих ассоциируется только с зимой – или сумка моя новая от Шанель кому-то приглянулась – ладно.
Однако взгляд не исчезает, нет-нет да опять, будто стёклышком острым, через лопатку, в сердце кольнёт – и не то чтобы тревожит, но неприятно за себя – закоренелую реалистку.
Тут необходимо добавить, что реалистка эта ко всяческим взглядам давно привыкла и умеет отличать взгляд случайный от взгляда любопытствующего, взгляд слежки от взгляда изучающего, даже испытующего.
Серьёзных источников последнего в заштатном этом городке никак в отношении моей персоны быть не могло.
И примерно в то же время – последовательности я не фиксировала – тот неприметный дворник от соседнего дома незаметно исчез, а на его месте появился новый, будто впервые до работы дорвавшийся.
Сначала я смотрела на него из окна моей гостиной без гостей по привычке – дворник и дворник – какое мне дело? Очень настоящий, без всяких привычных мне киношных придурств или конторских закосов.
Ну, рьяный чересчур, чрезмерно старательный – никакой в нём элегичности, от близости с природой задумчивости, привычных для дворника пролетарских манер – вы когда-нибудь видели дворника с носовым платком?
Да мне-то что? Пусть.
Однако с наступлением зимы стал он меня несколько утомлять – шуму от него до моего окна долетало больше, чем от того дворника, что работает у нашего дома.
Вот и теперь – лишь начало седьмого – он уже долбит, скребёт и метёт. Конечно, у каждого своя функция. Как писал из лагеря Никон Оптинский – «Радости моей нет предела».
Потому что утро, несмотря ни на что, дивное – тихое, синее. Видимое из окна моей гостиной, замкнутое между двумя пятиэтажными домами пространство похоже на вольно разросшийся сад.
Чёрная графика кустов и дерев, невообразимой формы веток – на белом, пушистом, воздушном, вздыбленном волнами скрытых под ним высоких пней снегу.
В ста тёмных метрах, через этот сад – фонарь на вершине матово белеющего в темноте бетонного столба.
Сам эллипс белого света от фонаря не виден. Конус освещенного им пространства направлен к дому напротив, рассеян.
В центре светового конуса, внизу, между узенькой мостовой и серым домом – тротуар перпендикуляром к подъездной двери.
Алый крошечный уголёк сигнализации на этой двери мелко-мелко дрожит, кажется суетливым, зловещим, несчастным. Несчастен он словно бы оттого, что слишком маленький и не может сделать такую большую злобу, какую ему бы хотелось.
В этом же конусе новый дворник долбит чугунным ломом, скребёт железной совковой лопатой и синтетической жёлтой метлой до последней льдинки выметает с тротуара добытое ломом и лопатой крошево.
Широкий щербатый тротуар между двумя забранными