Русский Рокамболь. Александр ЦехановичЧитать онлайн книгу.
и могли запропаститься?! Гм!..
Он поднял записку, надел очки, подвинул свечу и прочел нечто такое, отчего обе руки его опустились, а взгляд надолго в тупом недоумении устремился на карниз потолка.
В квартире было совершенно тихо.
Сладкий, утренний сон распустил свои белые крылья с одинаковой неясностью и над кухаркой Прасковьей, не так давно затворившей черный ход за сердечным дружком, и над супругой чиновника Курицына Марьей Ильиничной, сухощавой дамой, имеющей обыкновение ложиться спать в папильотках, и над кроватками сына Василия, десяти лет, дочери Глафиры, семи лет, и сына Андрея…
– Нет! Каков мерзавец! – воскликнул вдруг чиновник Курицын, вскакивая с постели. – А? Каково?.. Я всегда говорил, что он будет мерзавцем!..
В ответ на это громкое восклицание Марья Ильинична из соседней комнаты, куда была отворена дверь, томно и сладостно промычала. Затем послышался скрип кровати, и все смолкло.
Чиновник Курицын спустил ноги в туфли, поднял оброненную записку и опять поднес ее к свече.
На лоскутке бумаги довольно крепким и четким почерком значилось следующее:
«Я у вас, папенька, просил сегодня рубль, потому что вы получили жалованье, а вы не дали… и вообще, последнее время вы с маменькой стали уж больно часто таскать меня за волосы… А разве я виноват, что я от другой маменьки… Осатанело мне уже все это… Вот я, как вы только заснули вечером, в 10 часов, и взял ваши часы. Проститесь с ними да зараз и со мною. Адью.
– Гм! «Бывший сын»!.. Каков мерзавец!.. Я всегда думал, что из него выйдет большой негодяй, и этот факт, что он украл у меня часы, вовсе не новость!..
Курицын потер свои колени и смолк, болтая ногами, уставившись на занавес окна, все более и более освещаемый лучами утра.
Подмастерье
В подвальном этаже, у окна, на стеклах которого красовался вырезанный бумажный сапог, сидел красивый черноволосый юноша, проводя гладильником по подошве «вновь строящегося» ботинка и напевая вполголоса что-то весьма неопределенное по мотиву.
Хозяин, толстый как бочка, с слезливыми серыми глазами и седой бородой, сидел на другом «барабане» напротив и, посапывая, производил ту же работу, что и его помощник. Ученик Фролка, стриженный котиком, неистово околачивал каблук громадного мужицкого сапога с голенищем, ростом чуть не равнявшегося ему самому.
В тусклые оконца глядел солнечный весенний день, один из тех дней, когда на улицах Петербурга сани шаркают по камням рядом с пролетками и когда метлы дворников, как кропильники, погружаются в большие черные лужи. Тут, на окраине столицы, в особенности было ощутимо приближение весны.
В открытую форточку влетала холодная струйка воздуха, но такая чистая, такая пахучая, что молодой подмастерье несколько раз поднимал голову и, раздувая ноздри, шумно вдыхал в себя этот приятный острый холодок.
В подвале было душно, пахло овчиной, свежей кожей и жильем. Воздух был густой и мутный.
– Да не так, черт! – хриплым голосом вдруг крикнул хозяин – Тупицу не сглаживай, а выемку больше гладь.
Юноша вздрогнул бровями и навел на старика свои острые, серые глаза странного блеска.
– У-у, арестант, – уже несколько смущенно пробормотал хозяин и отвернулся.
На несколько минут воцарилась тишина, прерываемая только шарканьем гладильников да стуком Фролки о каблук, шириною с доброе чайное блюдечко.
Помощником был Андрюшка, сын чиновника Курицына.
Тотчас же по совершении кражи (это было часов около одиннадцати светлой весенней ночи) явился он к товарищу своему, занимавшему со старухой матерью тесную квартирку в четвертом этаже большого каменного дома.
«Товарищу» было лет семнадцать, вследствие чего четырнадцатилетний Андрюшка находился под давлением его авторитета.
Мать «товарища», бедная вдова, с ридикюлем долго обхаживала все присутственные места, выхлопатывая себе пенсию за служебные доблести покойного супруга. Она только и знала, что писала десятками прошения. Плакать же входило в круг ее ежедневных непременных обязанностей.
К этому самому товарищу и направился Андрюшка.
Содержатель негласной покупки и продажи в доме, где жил Алешка, оказался его приятелем. Часы были проданы, и с вырученными деньгами решено было на всю ночь поехать на лодке.
Накатались и вернулись. От денег, вырученных за часы, осталось что-то рубля два, а к отцу Андрюшка являться больше не хотел. Ему опротивела эта жизнь, где он прозябал, а не жил.
Надо было идти куда-нибудь искать пропитания и приюта. Алешка, тотчас же по истощении кошелька товарища, круто переменился. Он отказался наотрез долее путаться с ним, говоря, что сегодня он едет к Аркадию.
– Возьми и меня! – простонал Курицын.
Алешка захохотал:
– Тебя, в таком костюме?
С камнем на сердце вышел от «товарища» Андрюшка и побрел по улицам, сам не зная, зачем и куда.
Брел