Под небом Эллады. Герман ГенкельЧитать онлайн книгу.
сколько граждан и воинов. Среди них давно царило глубокое молчание; каждый, по-видимому, был погружен в невеселые думы. Тишина и безмолвие ночи лишь изредка нарушались потрескиванием сухих дров, звонким окриком часовых, расставленных по углам высокой стены Акрополя, и глухим ревом морских волн, яростно разбивавшихся о прибрежные скалы.
– Как теперь тихо! – прервал, наконец, молчание один из граждан, седобородый старик с орлиным носом и живыми, блестевшими юношеским задором глазами. – Можно подумать, что Мегакл совершенно забыл о нас. Так и хочется спуститься вниз, в город.
– Попробуй, Филогнот, спуститься, тогда и увидишь, как забыл о нас Мегакл. Нет, не забыл он о нас, а просто хочет взять крепость измором. Разве это спроста, что за три последних дня евпатриды[2] не сделали ни единой попытки овладеть Акрополем, тогда как раньше они дня не пропускали без двух-трех штурмов. Измором, голодом они думают заставить благородного Килона сдаться.
– Ну, это им не удастся: сама девственница Паллада его охраняет. Не взять ненавистным евпатридам Килона, ни за что не взять. Наконец, – промолвил говоривший, высокий, стройный юноша в блестящем шлеме и ярко сверкавших на огне костра поножах, – мы-то на что? Не дадим его, нашего вождя, этого «друга угнетенных», не дадим его в руки врагов.
– С установлениями мойр, о Каллиник, смертному не бороться, – задумчиво заметил Филогнот.
– Что ты хочешь сказать этим? Уж не сдаться ли нам, по-твоему? Да разве же это возможно? Ведь мы целую неделю держимся тут, а у кого в руках Акрополь, тот владеет и Афинами, – запальчиво возразил юный воин.
– Это не совсем так, молодой друг, – ответил ему первый из собеседников. – Афинами владеет лишь тот, кто владеет сердцами граждан. А кто ими владеет сейчас? Я знаю, ты думаешь – Килон? Как бы не так! На свете случаются странные вещи, и одной из них является именно то, что афиняне борются с тем, кто желает только их свободы. Можно подумать, что этот бедный народ не нуждается ни в ней, в этой свободе, ни в чем ином. А между тем, как далек он от счастья!
При этих словах голос старика дрогнул, и сам он плотнее закутался в свой обширный плащ-гиматий. Через мгновение, однако, он, видимо, справился с охватившим его волнением. Гордо выпрямившись во весь рост, старик продолжал:
– Где в другом месте Эллады видели такой позор, как здесь? Ненавистные евпатриды забрали всю власть в свои руки: они сидят в ареопаге, они дают нам архонтов[3] из своей среды, суды в их власти, они вершат все дела. Все доходы с купцов и ремесленников и мирных крестьян-хлебопашцев текут в их мошну. Что они сделали с геоморами? Кому принадлежит теперь вся Аттика? На всех полях красуются закладные камни, и в хижине геомора не найти уже не только запаса хлеба и масла на черную годину, но в ней нет ничего, кроме плача голодных детей и женщин и стонов измученных, униженных тружеников-кормильцев. Сколько почтенных геоморов, задолжав у знатных из свободных собственников превратились в гектеморов – несчастных арендаторов, на долю которых алчные евпатриды оставляют только одну шестую часть урожая. Хорошо еще, если богиня Деметра посылает обильную жатву: тогда народ хоть не мрет, тогда отец семейства, трудясь в десять раз усерднее покупного раба, может быть спокоен за личную свободу детей и жены. Да и в урожайные годы одной шестой частью урожая не так-то легко прокормить семью. Опять приходится лезть в долги и в кабалу. Ведь евпатриды все соки высосали из нас. Недавно над соседом моим, Хризолисом, свершилось ужасное дело. Еще лет шесть тому назад Хризолис был свободным собственником, обрабатывавшим землю свою; неурожай заставил его обратиться к евпатриду Мегаклу, который скоро отнял у него за долги землю и превратил в гектемора: свою же землю Хризолис стал обрабатывать на Мегакла. Но одной шестой урожая недостаточно для того, чтобы прокормить жену и трех детей, и бедняк вынужден был вновь задолжаться у того же Мегакла. И вот теперь Мегакл неожиданно потребовал от него не только возврата всей ссуды, но и насчитал за каждый год по двадцати пяти драхм на сто. Он знал, что Хризолису немыслимо уплатить не только долг, но и наросшие драхмы. И он пришел в его отсутствие с толпой вооруженных рабов и забрал жену и трех дочерей несчастного. Теперь они его рабыни, они, свободные гражданки свободной Аттики! Сам Хризолис, узнав о том злодействе, бежал, говорят, в Сикион. Другой евпатрид, Алкест, вконец замучил должника своего, Агриаса, которого он велел впрячь вместе с волом в плуг и которого презренный раб-скиф забил насмерть плетью… И таких примеров сотни и тысячи… Должно быть, жестоко разгневали мы небожителей, что они допускают такие беззакония. Где ты, карающая Немезида? Отзовись на мольбы угнетенных! Не только обширная равнина, Педион, орошаемая медленным Кефиссом и родящая в избытке виноград и маслину, даже Диакрия, эта скудная горная часть Аттики, где земля не дает достаточно сена для скота, не говоря уже о хлебе человеку, даже эти горные ущелья уже в руках ненасытных евпатридов. И им всего этого еще мало: быстро добираются они и до Паралии, прибрежной полосы, где белеют скромные хижины отважных моряков и развешаны на столбах незамысловатые сети бедных рыбаков. Руки их протянуты во все стороны и хотят завладеть и царством Зевса, и обителью мрачного
Евпатридами назывались в древней Аттике представители родовой знати и наиболее богатого класса крупных землевладельцев. Им были подвластны
Во главе правления в Афинах стояло девять