Клеменция. Галина ГолицынаЧитать онлайн книгу.
солнца затейливыми тюрбанами, одежды очень светлые, в основном белые, и на этом фоне очень нарядно, даже празднично, выглядит зеленый цвет, любимый всеми мусульманами, священный цвет ислама. Черные глаза, черные усы, цепкие пальцы унизаны дорогими самоцветами – кто-то, переговариваясь, посмеивается, кто-то горячо спорит, кто-то лениво за этим наблюдает. Они не стыдятся, не гордятся, особо не суетятся, – они просто работают. Зазывают покупателей, предлагают товар, торгуются в соответствии со своим темпераментом – обычные люди в своей обычной обстановке.
Другое дело – товар. Товар здесь очень разнообразный. Цвет кожи у товара – от ослепительно белого до ослепительно черного, с массой промежуточных стадий: желтый, оливковый, шоколадный, бело-розовый… Золотые косы славянок, курчавые шапки африканцев, льняные волосы скандинавских пленников и блестящие иссиня-черные волосы азиатов. В глазах у товара – боль, стыд, тоска, равнодушие, злость… Много чего можно в них увидеть, да кто же станет читать душу в глазах раба? Покупатели интересуются телом: внимательно разглядывают прелести женщин, придирчиво ощупывают кулаки и бицепсы мужчин. Ведь раб – это работник, и работать будет его тело, а не тонкая душа. В прошлой жизни они могли быть кем угодно: принцессами, учеными, крестьянами; кем станут теперь – определит новый хозяин.
Клеменция плыла по этому бурлящему морю, почти оглохнув и ослепнув от того, что творилось вокруг. Благодарила Бога, что послушалась приказа, закуталась в чадру и взяла двух охранников из местных. Иначе нельзя: женщина с открытым лицом, к тому же немусульманка, к тому же молодая, – легкая и желанная добыча для любого работорговца, если только он не слишком ленив и не страдает избытком нравственности (а они этим точно не страдают). Пикнуть не успеешь, как крючковатые или жирные пальцы в перстнях схватят и приложат к телу раскаленное тавро. После этого, даже если удастся убежать на край света, до конца дней своих будешь бояться, что кто-то явится и заявит на тебя свои права. А в мусульманском наряде она – богатая госпожа, которая, прихватив двух слуг, пришла на рынок присмотреть рабов в свое хозяйство. Но даже с закрытым лицом, даже под охраной надежных телохранителей – Хасана и Али – она чувствовала себя весьма неуютно. Парней постоянно кто-то задирал; торговцы, показывая на нее пальцем, цокали языками и что-то говорили, и то один, то другой ее охранник, ощерившись, хватался за нож.
Господи, ну неужели нельзя было выбрать для встречи другое место? Почему у боссов тайной канцелярии такая трепетная любовь к дешевому шпионскому антуражу? Клеменцию практически не приглашали в офисы; задания она обычно получала в ресторанах, закусочных, метро. Там же она давала промежуточные отчеты и принимала высочайшие поправки. И всегда считала такую конспирацию несерьезной, детской. Иногда ей терпеливо разъясняли, что «детская» конспирация вызвана именно серьезностью момента, и нечего ей «засвечиваться» в кабинетах, иногда грубо обрывали, откровенно давали понять, что это не ее ума дело, что приказы не обсуждаются, и тогда она, доблестный солдат невидимого фронта, делала «под козырек».
В этой дикой Азии метро не было, а по чайханам местные женщины не ходят, поэтому пришлось идти получать задание в эту клоаку, именуемую Невольничьим рынком. Связной оказался банальным работорговцем с крючковатым носом и профессионально зычным голосом. Прошептав пароль и получив отзыв, она отошла с ним от его товара (не отпуская от себя ни на шаг телохранителей), всё выслушала и запомнила. Со стороны казалось, что она хочет купить у него служанку и упорно торгуется (через слуг-мужчин, разумеется). Её действительно поразила миниатюрная испуганная японка, прижимающая к себе малышей-двойняшек с абсолютно одинаковыми мордашками. Зареванные дети были одеты в жалкое подобие одежды, и Клеменция так и не поняла, какого они пола. Расчувствовавшись, она хотела выручить японочку, но та, поняв, что её покупают, знаками умоляла не отрывать её от детей, а на трех рабов денег у Клеменции ну совсем не хватало, и она с тяжелым сердцем оставила эту затею. Конечно, она понимала, что следующий покупатель может оказаться не таким сердобольным, и купит только то, что ему будет надо: или одну мать, или одних детей, или только одного малыша, и семья все равно распадется, растеряется по разным хозяевам, но что было делать?
Искренне горюя, она ушла от удивительного связного, так буднично и спокойно сочетавшего высокую идейность тайной службы с низкой моралью своей повседневной жизни и работы. Пробираясь к выходу на волю (вот неожиданный каламбур: выбраться с Невольничьего рынка на волю), глядя по сторонам, понимала, что японка с детьми – это только маленький осколок человеческого горя, а из таких вот осколков складывается одно общее горе этого страшного рынка, и помочь всем этим несчастным не в состоянии ни сама Клеменция, ни вся мировая тайная канцелярия, которой, кстати, до этой стороны жизни просто нет дела.
Поглядывая по сторонам, она механически отмечала про себя настроение и поведение рабов.
Вот стоит белокожая девушка с рыжими пушистыми волосами. Она совершенно обнажена, и вокруг хороводом ходят четыре покупателя. Девушке лет пятнадцать-шестнадцать, но фигурка уже вполне сформировавшаяся, даже аппетитная. Несмотря на рыжие волосы, веснушек ни на теле, ни на лице, кажется,