Странная практика. Вивиан ШоуЧитать онлайн книгу.
ных коробках в сумрачных помещениях, практически забытых суетящимся на поверхности миром.
В городе, строившемся послойно, прогресс впрессовывался в темноту век за веком, словно осадочные породы, и подземное пространство было почти таким же переполненным, как и освещенные солнцем улицы. Туннели и водоводы, трубы и кабели – рукотворная мешанина сетей – протянулись от одного края города до другого. Часть их активно использовалась, часть была заброшена, предоставлена крысам и неспешно, неотступно просачивающейся сквозь землю воде. Часть была полностью забыта, завалена давними бумагами. Многие годы тайн были сложены стопками в плесневеющих картонных коробках, от которых давно отвалились опознавательные наклейки, осыпавшиеся на бетонные полы в глубокой, кромешной ночи.
Никто точно не знал, что остается в этих туннелях, и ни один благоразумный человек не стал бы спускаться туда в одиночку, однако некоторые замкнутые подклассы общества всегда тянулись к подобным местам: покуда есть тайны, останется потребность в норах, где можно спрятаться.
Глава 1
Над набережной Виктории восточная сторона неба уже начинала светлеть, становясь ультрамариновой, когда потрепанная малолитражка остановилась у тротуара неподалеку от моста Блэкфрайарз. Кое-где на кленах, высаженных рядком вдоль пешеходной дорожки со стороны реки, уже начали чирикать первые воробьи.
Женщина вылезла из машины, закрыла дверь, выругалась, поставила сумки и снова закрыла дверь, хлопнув посильнее: один из участников движения в какой-то момент врезался ей в бок и оставил такую вмятину, из-за которой этот чертов сценарий повторялся каждый раз. Малолитражку пора было бы поменять, но даже с учетом доставшегося Грете Хельсинг врачебного кабинета на престижной Харли-стрит в деньгах она не купалась.
Грета негодующе посмотрела на машину, а потом и на весь мир в целом, оглядываясь, чтобы убедиться, что из темноты за ней никто не наблюдает. Удовлетворившись увиденным, она взяла черный рабочий саквояж и бесформенное черное нечто, служившее ей сумкой, и пошла звонить в дверь. Сумку тоже пора было менять: кожа еще держалась, но вот подкладка уже рвалась, и Грете надоело извлекать предметы из таинственного измерения, образовавшегося за подкладкой.
Дом, в который ее вызвали, оказался одним из великолепных старинных зданий, отделявших Темпл-гарденз от набережной: большинство из них в основном занимали юристы и издательства. Она подумала, что об особых талантах данного конкретного домовладельца свидетельствует уже то, что никому не удалось перекупить его собственность, превратив в конторы чрезмерно дорогих адвокатов, и тут же улыбнулась, представив себе, как кто-то попытался бы выдавить Эдмунда Ратвена[1] из берлоги, где он обитал уже лет двести, если не больше. Особняк был такой же достопримечательностью Лондона, как колонна адмирала Нельсона, хоть и в меньшей степени загажен птицами.
– Грета, – проговорила достопримечательность, открывая дверь. – Спасибо, что приехали в воскресенье. Я понимаю, что время позднее.
Они были примерно одного роста – метр шестьдесят с чем-то, – так что ей легко было заглядывать ему прямо в глаза – и всякий раз поражаться: такие они большие и светло-серые, что кажутся серебристо-белыми, не считая темного кольца вокруг радужки, и к тому же опушены настолько густыми угольно-черными ресницами, какие видишь обычно в рекламе туши. Ей подумалось, что выглядит он усталым. Усталым и старее, чем обычно, лет на сорок. Крайняя бледность была нормальной, яркой на фоне приглаженных черных волос, а вот тревожная морщинка между бровями нормальной не была.
– Сейчас не воскресная ночь, а утро понедельника, – сказала она. – Не беспокойтесь, Ратвен. Рассказывайте все. Понимаю, что по телефону вы в подробности не вдавались.
– Конечно. – Он протянул руки, чтобы забрать у нее пальто. – Сварю вам кофе.
Прихожая дома на набережной была выложена мрамором в черно-белую шашечку, а на столике, куда клали почту, ключи от машины и списки покупок, стоял большой бронзовый ибис. Зеркало за ним отразило Грету тусклой и зеленоватой, словно женщину под водой. Заглянув в него, она скорчила себе рожицу и заправила выбившиеся пряди волос. Они были по-скандинавски светлыми, подстрижены, как у Ференца Листа – до плеч, и такие шелковистые, что высвобождались из-под любого приспособления, каким бы она ни пыталась стянуть их сзади. Сегодня пряди уже готовы были выбиться из-под совершенно детской ленты. Грета постоянно собиралась постричься коротко и не думать о них, но вечно не находила на это времени.
Грета Хельсинг – тридцати четырех лет, не замужем – унаследовала специализированную практику покойного отца после того, как немного поработала терапевтом в больнице Королевского колледжа. Последние пять лет она оказывала первую медицинскую помощь в бывшей приемной Уилферта Хельсинга на Харли-стрит, леча таких пациентов, каких для большинства населения, по сути, если говорить прямо, и не существовало. Это у них было семейное.
Как только Грета начала обучение, не было никаких сомнений в том, какую именно медицинскую специальность она выберет: лечить инакоживых было не только
Лорд Ратвен – персонаж рассказа Джона Полидори «Вампир» (The Vampyre, 1819). В честь Ратвена в 1989 году учреждена премия Lord Ruthven Award – «за лучшее произведение о вампирах». –