Дао Дэ цзин. Лао-цзыЧитать онлайн книгу.
другие языки существует великое множество. Одних только русских я насчитал около 30 и число их постоянно растет. Причем, все они являются не просто переводами, а интерпретациями, так как передают каждый раз разный, часто противоположный смысл. Но если все переводы трактуют Дао Дэ цзин по разному, то возникает вопрос: а что же хотел сказать миру своей удивительной философской поэмой сам Лао Цзы? Ведь, если судить по тому, что каждый год появляются все новые и новые интерпретации, ответ на этот вопрос так и не найден.
Я думаю, что преодолеть пропасть между двумя культурами, которые разделены не только огромным временным расстоянием, но и полным несовпадением традиций, можно исключительно путем уловления смыслов. Попытка писать на русском языке по древнекитайски, то есть воспроизводить древнекитайский стиль трехтысячелетней давности, может привести лишь к путанице понятий. Поэтому, желая понять смысл послания древнего китайского мудреца, я, в своей работе, решил сделать выбор в пользу не столько филологического, сколько философского и логического осмысления текста.
Я исхожу из того, что Дао Дэ цзин является не просто набором афоризмов, а стройной философской концепцией, обладающей внутренней логикой и опирающейся на ряд основополагающих принципов. Значит, чтобы понять главную идею этого произведения, надо так переводить текст, чтобы целью перевода был не столько поиск наиболее точного значения того или иного иероглифа, сколько непротиворечивость текста, подчиненность каждой высказанной мысли неким основополагающим для Дао Дэ цзин принципам.
Если это сделать удастся, то тогда можно будет выделить в каждом афоризме главную, характерную для Дао Дэ цзин, мысль, сравнив ее с аналогичными высказываниями в других философских традициях. А затем, выстроив эти мысли в соответствии с присущей Дао Дэ цзин внутренней логикой, реконструировать картину мира. Основные принципы, сформулированные на основании этой реконструкции, и будут посланием, которое оставил Лао Цзы людям.
Часть первая
I
Дао, о котором можно сказать словами, не есть истинное Дао,
Имя, которым его можно назвать, не есть истинное Имя.
Что не имеет имени – является началом Неба и Земли,
Что наделяет именем – является матерью всех вещей.
Неизреченное пребывает в вечности,
Его проявление пребывает во времени.
Неизреченное и его проявление имеют один исток:
их различает только Имя.
Будучи тождественными, они равно непостижимы.
Но следуя от одного непостижимого к другому
можно достичь ворот ко всему недоступному.1
II
Когда узнали, что в мире есть красота —
появилось уродство.
Когда стало ясно, что в мире есть добро —
появилось и зло.
Ибо бытие возникает из небытия,
сложное складывается из простого,
длинное из короткого,
высокое из низкого,
а звуки следуют за голосами.
И поскольку «до» всегда предшествует «после»,
мудрец действует недеянием и учит молчанием.
Если изменяется множество вещей —
он не препятствует,
если создается – не стремится обладать,
в действиях не прилагает усилий,
в случае успеха – не считает его своим.
Ни к чему не причастен
и потому никогда ничего не теряет.2
III
Если не превозносить мудрых —
люди не будут соперничать.
Если не ценить редкие вещи —
не станут красть.
Если не знать того, что возбуждает желания —
сердце останется безмятежным.
Поэтому когда людьми управляет мудрец,
он опустошает сердца и наполняет желудки,
ослабляет желания и укрепляет кости.
Чтобы те, кто не имеет желаний —
не стремились к знаниям,
а те, кто знает —
не имели бы желаний.
Если народ не деятелен,
управляемость наступает сама собой.3
IV
Дао напоминает пространство внутри сосуда:
его невозможно исчерпать.
Глубина его бесконечна —
оно вмещает начала всех вещей.
Здесь оканчиваются острия,
развязываются узлы,
меркнет блеск,
распадаются
Комментарий: Дао – это даосский Абсолют, имеющий много общего с аналогичным понятием в европейской философской традиции. Поскольку он является причиной всего существующего и, значит, бесконечно выше всего именуемого, имя «Дао» может быть только его условным именем. Ключевая мысль этого афоризма в том, что проявление неизреченного начинается с наделения вещей именами, а вместе с именами появляется и время. Причем, матерью всех вещей является то, что наделяет именем. То есть, наделение именем приводит к возникновению вещи, и, значит, реальность принадлежит не столько вещам, сколько именам. Это очень глубокое замечание позволяющее предположить, что древние китайцы догадывались о происхождения языка. Подробнее об этом см. мою работу «О единстве мира», раздел «О метаморфозах слова». Ср. Гермес Трисмегист: «Нет никакой надежды, чтобы имя, каким бы сложным оно ни было, могло бы обозначить величие Всего, Отца и Господа всех вещей. У Него нет имени или, скорее, у него все имена, ибо Он Всеедин; следует или назвать все вещи Его именем, или назвать Его именами всех вещей» («Герметический свод», VI, А). Николай Кузанский: «… все имена налагаются исходя из некоторой неповторимости смысла, благодаря которому одно отличается от другого, а там, где все вещи суть единое, никакое собственное имя невозможно» («Об ученом незнании», 75).
Комментарий: Для даосского мудреца возникновение таких понятий, как красота и уродство, добро и зло, как и все, что связано с цивилизацией, являются признаками упадка. Поэтому он предпочитает вернуться в то состояние, когда еще не было, ни красоты, ни уродства, ни добра, ни зла. И поскольку «до» всегда предшествует «после», а понятия эти появились после начала деятельности и начала речи, он действует недеянием и учит молчанием. Таким образом, ему удается избегать потерь, возникших в результате упадка.
Комментарий: Управляемость обществом осложняется, когда люди становятся деятельными. Деятельными же они становятся в результате роста числа желаний. А желания возникают, когда человек узнает больше, чем ему требуется для жизни. Поэтому, чем меньше человек знает, тем больше он довольствуется тем, что у него имеется, тем менее он деятелен, тем лучше управляемость обществом. Ср. Бытие: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (2.16, 17). Ср. Экклезиаст: «…во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (1.18).