Игла конформизма и петроглифы XXI века. История повторяется?. Сергей ЧефрановЧитать онлайн книгу.
автора
Под этой обложкой собраны мои тексты-реакции о внешней и внутренней ситуации, в которой находилась Россия с конца 90-х до конца 2018 года. В них отражаются мои оценки происходившего за это время и эволюция моего отношения к возможности влиять на события.
Главная тема этих текстов – общий путь страны и персональная ответственность гражданина за повороты на этом пути, его возможности влиять на события. И каким может быть рациональное персональное поведение в условиях, если направление изменений противоречит ожиданиям. И чего, собственно, ожидать.
Также в сборник включена подборка фотографий из цикла «Петроглифы XXI века». Это снимки различных надписей на стенах и прочих поверхностях, окружающих нас в общественной среде. Мне представляется, что через эти «месседжы» прорывается нечто глубинное в народе, независимо от заключений высоколобых экспертов влияющее на то, как скоро «Все будет хорошо!»
Персональная политическая история
или путь и варяг в греки… и назад
То, что власть можно не любить, я узнал довольно рано. Мой прадед был репрессирован при Сталине, реабилитирован при Хрущеве, я родился при Брежневе через 20 лет после Победы и задолго до выхода «Малой Земли».
Поэтому то, что власть бьет людей, я знал всегда. То, что она бьет больнее не всех, а преимущественно тех, кто ее за это не любит, я тоже узнал в свое время и из книг о прошедшем культе, лагерях и судах «тройки», и от «Голоса Америки» из старого лампового приемника, и из интеллектуальных бесед дома.
То, что власти можно сопротивляться я узнал на уроках литературы и истории из книг о революционерах.
Поэтому, еще в пионерах, я искал возможность лягнуть власть на своем детском уровне. В школе власть представлял директор и у него был рупор – еженедельная радиолинейка. В каждом классе была радиоточка, и по вторникам каждый класс слушал новости школы и политинформацию. И вот я со своим товарищем А. К. как-то после уроков забрались на пирамиду из стола и стульев и перерезали радиопровод в нашем классе. В ближайший вторник радиолинейки у нас не было, просто скучали. Реакции никакой не последовало. Нас не искали, нас не наказали. Власть нас не заметила. Монтер провод поправил.
Следующий рывок произошел в старших классах, в 210 школе, что на Невском проспекте. Тогда практиковались так называемые «ленинские зачеты». Нужно было взять тетрадку и законспектировать несколько работ Владимира Ильича. По результату, точнее, по факту наличия конспекта, ставилась галочка.
А класс у нас был оригинальный. В нем были пацифисты, биттломаны, фарцовщики, масса поэтов. Убили Джона Леннона – мы ходили по Невскому с траурными повязками. Умер Высоцкий – мы тоже на Невский. Учителя нам не мешали. Как я сейчас понимаю, мягко и мудро поддерживали за неоперенные крылья, но не подбрасывали вверх.
Директор школы был уникален. Он преподавал физику, и вот представьте: чертит он на доске мелом знак плюс. Стирает его. Снова чертит. Снова стирает – уже резко. Снова чертит. Стирает. Отходит от доски и говорит: «Как они мне напоминают фашистские знаки!».
Все! Урока нет! Контрольной нет! Есть лекция о вреде и ужасах фашизма и заодно империализма во всем мире.
Тогда в мире что-то происходило. Народы освобождались. В Польше была «Солидарность». Достаточно было написать перед уроком на доске слово Польша, и урока не было. Директор снова говорил – на этот раз о счастье жить в СССР и врагах социализма, в том числе польских.
При этом он мог размахнуться и на весь класс прокричать: «Их лозунг «Долой Советскую Власть!».
«Долой…» звучало пафосно.
При этом он не забывал заботиться о нашем будущем. В частности, он регулярно сообщал, что директоров школ вызывали в «Большой дом» и предупреждали, что в каждой школе есть кое-кто, кто все слушает, и сообщает, куда следует. Поэтому, – говорил он, тыкая пальцем в наши пацифистские значки и длинные волосы некоторых, – не распускайте языки.
На одном из таких занятий мы сняли его на камеру и записали на кассетный магнитофон «Весна». Увидев случайно на одном из столов микрофон, он побледнел, потом покраснел. А когда увидел А. Б., вставшего в полный рост и снимавшего его в упор, – просто отлетел к доске.
Это был фильм о школе для выпускного вечера. На вечере во время демонстрации эпизода «Долой Советскую Власть» директор вышел в коридор.
Так вот, на общей волне протестных настроений, будучи как-то дежурным политинформатором, я вышел перед классом с брошюркой Конституции СССР и начал вместо обзора газет многообещающе:
– Я вчера перечитал нашу Конституцию, – я сделал паузу – так вот, многие ее статьи не соблюдаются!
После этого я кратко пересказал то, что слышал по радио и где-то еще, особенный упор сделав на свободе слова, на том, что многие книги запрещены и так далее.
Это был то ли 1982, то ли 1983 год.
Последовавшего разговора с директором я не помню. А вот разговор с учительницей литературы