Записки из подвала, или Дневник практичной женщины. Повести, рассказы, притчи. Наталья СтремитинаЧитать онлайн книгу.
и интегральные парадигмы и фантастические зарисовками в духе великого Босха.
Автору удаётся увлечь читателя, заразить его своей литературной отвагой и рассказать непринуждённо то, о чём некоторые люди боятся даже думать наедине с собой.
Однако читатель, узнав «маршруты» и фантазии автора, не должен слепо следовать им: ему нужно заглянуть в то пространство, где заканчиваются все стили и метафоры и открывается, по выражению Ж. Батая, «край возможности человека». Там и только там вы услышите подлинный голос автора.
Виталий Пацюков
Повести
Записки из подвала
«Бездумное спокойствие сторожей и уборщиц, работающих поздними ночами, сошло на нас. В загаженном мире мы, по крайней мере, очищаем хоть один наш маленький уголок…»
– Только непременно в зелёном пакете, вот в этом, хорошо?
– Ну конечно, – доверительно говорю я гладко выбритому старику неопределённого возраста, про которого девчонки из «шпайзезала»[1] рассказывают, что он всё ещё способен вступать в сексуальный контакт, ведь его много раз заставали неглиже в апартаментах придурковатой Доррис, нашей самой молодой постоялицы, которую её богатые родители спихнули с глаз долой в Дом престарелых… Наверно, это всё-таки лучше, чем быть среди сумасшедших…
Герман ставит на пол бумажный фирменный пакет так, будто в нём что-то очень хрупкое и ценное, и я вижу по его движениям и просительному взгляду, как ему тяжело с ним расстаться. Прежде чем спуститься в мой подвал, он преодолел большие сомнения, вроде гамлетовского вопроса: «Стирать или не стирать, отдать или не отдать?»
Он очень взволнован и десять раз спрашивает меня, когда он сможет получить назад свой ПАКЕТ с совершенно чистыми вещами. Он так и говорит: «Ганц заубер, ганц заубер»[2] и непременно в зелёном пакете!»
Я напускаю на себя серьёзную мину и успокаиваю моего не совсем нормального посетителя как могу: «Всё будет в порядке, и с пакетом, и с майкой НИЧЕГО не произойдёт. Вы всё получите завтра после обеда».
«Морген нахмиттаг! Морген нахмиттаг!»[3] – твердит он про себя и продолжает пристально вглядываться в меня – не обману ли, не потеряю ли его рубашки и майки, а вдруг?
Когда «мой клиент» уходит, я чувствую приятную усталость артиста, который хорошо провёл сложную роль на сцене. Жаль, что зрителей в моей «вашерайке»[4]не было, а это значит, я была любезна и внимательна совершенно бескорыстно…
Странно, как по-разному относятся к моей работе обитатели Дома престарелых в 19-м районе г. Вены: для кого-то я будто не существую вовсе – австрийские дамочки из бухгалтерии демонстративно не замечают меня, они гордо сидят у компьютеров и поглощают по три обеда (благо он почти ничего не стоит, из зарплаты высчитывают смехотворно маленькую сумму), они уверены в своём неизмеримом превосходстве передо мной, ведь я почти не понимаю их быструю немецкую речь и с трудом могу ответить на самый простой вопрос. Быть немым в чужой стране – состояние крайне неприятное, но я-то знаю, что это временно и отнюдь не навсегда…
Однако для многих постояльцев нашего Дома я личность непонятная и загадочная: по понедельникам, когда мой рабочий день тянется 12 часов с 7 утра до 7 вечера, я потихоньку пробираюсь в отдалённый угол «шпайзезала» и осторожно присаживаюсь к пианино, которое, к счастью, никто не закрывает на ключ. После 1 7 часов я совершенно забываю о своём подвале и с упоением вспоминаю свою музыкальную программу, уповая на моторную память пальцев и слух, ведь ноты пропали в чемодане вместе с моим первым романом и сборником романсов моего мужа. Итак, я наигрываю фантастические пьесы Шумана, пару вальсов Шопена, концерт Моцарта № 23 (мне довелось играть его со школьным оркестром, когда я училась в музыкальной школе № 3 на Пушкинской площади), «Лунную сонату» Бетховена и пару этюдов Черни…
Когда всё начальство разъезжается по домам, наши старички поодиночке и группами приходят и слушают мою осторожную негромкую игру на пианино, иногда мне приходится много раз повторять одну и ту же фразу, а иногда удаётся вспомнить большой кусок из ноктюрна Чайковского, и в эти мгновения я просто счастлива. Старички рады любому развлечению, они сидят тихо и шёпотом переговариваются между собой, а самые любознательные задают мне вопросы, и я чувствую себя почти знаменитостью, которой надоедают корреспонденты…
Для постояльцев нашего Дома простейшие бытовые заботы кажутся большим событием в их жизни, даже стирка собственного белья. Мир стариков ограничен уходом за собственным телом, которое как бы становится главным, а все прочие события в мире отступают на второй план – как незначительные или вовсе не существующие. Здесь проявляет себя «стариковский солипсизм»: моё тело – это весь мир. Именно поэтому для фрау Геллерт я очень важная персона, и вовсе не потому, что наигрываю какие-то вальсы… Она звонит в мой подвал (телефон подвешен к стене и находится где-то посередине моих аппартаментов)
Столовая.
Совершенно чистый.
Завтра после обеда.
Прачечная.