Охота к перемене мест. Валентин ИвановЧитать онлайн книгу.
phasis>Сводить балансы загодя,
Пока бредут устало ноги,
Пока глаза ещё глядят.
Коль в схватке жизни рукопашной
Терпел, пощады не прося,
То умирать уже не страшно,
Когда тебе за шестьдесят.
Но вот зудит вопрос, поверьте,
Пока идет за годом год:
Куда в итоге после смерти
Душа усталая придёт?
Пусть Бог за всё сурово спросит.-
Не слишком праведно я жил,
Хотя друзей в беде не бросил
И женщин искренне любил.
Мы жили в удивительной стране, которую и сейчас, спустя десятилетия, не в состоянии оценить однозначно. Одни страстно жаждут вернуться в СССР, другие вспоминают об этом с зубовным скрежетом. Из жаждущих вернуться, одни имели массу привилегий номенклатурного плана, другие ностальгируют о своей молодости. Много особенностей было у первой страны победившего социализма, но одним из важных для автора было то обстоятельство, что он был невыездным вплоть до дого времени, как Михаил Сергеевич Горбачёв открыл границы. Невыездным он был не потому, что участвовал в диссидентском движении, и не потому, что имел доступ к секретным сведениям. Просто государству не нужно было, чтобы простые советские люди ездили за границу даже на свои деньги. Они могли заразиться там «тлетворным влиянием Запада». Поэтому о жизни за этом Западе мы имели некоторое, довольно однобокое представление из газет, радио и телевидения глазами Сенкевича. А всё остальное, что рассказывали побывавшие там – это были слухи, сплетни, домыслы.
Зато какими свежими и яркими были впечатления человека, который потом посетил многие страны и даже жил и работал на этом Западе тринадцать с половиной лет, то есть познал специфику этой жизни уже не глазами туриста, а изнутри – глазами налогоплательщика. Это дало ему бесценный материал для построения объективной картины мира, насколько это вообще возможно. Общий вывод, сделанный им, вкратце звучит так: «Везде живут примерно одинаковые люди, и граница восприятия ощущений счастья, справедливости лежит не между Советским Союзом и Западом, а, скорее, между культурами Востока и Запада. Особенность же России в том, что она располагается, в этом отношении, между этими полюсами, соприкасаясь с ними лишь отчасти. Это можно считать и определённым достоинством».
16 августа 2019 года
Предвкушение свободы
Школа жизни
Игорь шумно ввалился в прихожую, наполяя её сытым весельем преуспевающего человека. На его широкой, слегка хитроватой татарской морде расплывалась улыбка, новая чёрная кожаная куртка благородно поскрипывала на сгибах, а руки были заняты пакетиками с солёными орешками, курагой, шоколадом и другой давно забытой нами снедью. Из кармана оттопыривалась бутылка ноль-семьдесят пять Петровской водки. Всё это он вывалил на стол тут же в кухне. В завершение выудил из недр своей необъятной куртки полпалки копчёной колбасы, бросил её поверх остальной горки продуктов и шумно выдохнул: «Пить будем, гулять будем, песни петь будем, па-ни-ма-ешь!»
– Неплохо живут пролетарии современного бизнеса, – откликнулся я, – даже иногда завидуешь.
– Кто же вам мешает жить еще лучше, профессор? – подмигнул Игорёк.
– Наверное высшее образование и большой стаж работы, – вяло отреагировал я на эту провокацию.
Хозяйка уже колдовала над плитой, шинкуя на сковородку жалкие остатки картошки, предназначавшиеся всей семье на остаток недели, справедливо полагая, что лучше один вечер отдохнуть по-человечески, чем уныло размазывать по неделе полуголодный рацион – истинно российская философия, даже если ты по матушке немец или, к примеру, российский еврей из Бердичева.
Сласти отдали детям, и они радостные тут же убежали в свою комнату, продолжать прерванную игру. В последний год картошка и капуста, действительно, стали нашей, не просто основной, а, пожалуй, чуть ли не единственной едой. Частенько денег не было даже на ведро картошки, тогда выручал Эдик – мой бывший профессор, а ныне – лучший друг и постоянный напарник по бане, в которую мы ходили с ним каждую субботу в течение последних пятнадцати лет. После бани мы обычно шли ко мне пить пиво, поскольку я жил совсем рядом, а когда позволяли средства, по дороге прихватывали шкалик. Эдик читал лекции в университете и в колледже информатики, руководил кафедрой электродинамики в Электротехническом институте, но, как и я, едва сводил концы с концами. Помогало ему то, что у него была дача, на которой он высаживал картошку, овощи и ягоды. Этой картошкой он и делился со мной время от времени, когда мы ходили к нему на погреб. Поверх он ставил в мой рюкзак баночку солёной капусты или огурчиков. Я же, как человек совершенно безхозяйственный, прожил жизнь без дачи и погреба, полагая, что правильнее – зарабатывать на жизнь основной профессией, а дачи и машины только отвлекают от научных мыслей. Где-то в Канаде или, скажем, на Борнео это, наверное,