Инкогнито грешницы, или Небесное правосудие. Марина КрамерЧитать онлайн книгу.
а совершенно иную ступень, чем та, которую ты занимал прежде. «Из грязи в князи» – так мама говорила. Ну, в князи так в князи. А что молодой – так не страшно. Этот недостаток, как известно, проходит очень быстро. Кто-то раньше начинает, кто-то позже. У него вот вышло так, как вышло, и жалеть не о чем.
«Мама-мамочка, ты тоже поймешь и осознаешь, что это – самый лучший выбор. И жизнь у нас с тобой будет теперь такая, какой ты была достойна все эти годы. И я – я! – тебе ее обеспечу».
А тело… да оно и при жизни-то ничего хорошего никому не сделало, тело это. Пусть гниет, не жалко.
Бристоль
Хризантемы. Их столько, что невозможно посчитать, даже приблизительно невозможно представить, сколько их. Они только желтые, других нет – игольчатые, шаровидные, кустовые. Они лежат на кровати, на полу, на тумбочках. Они стоят в ведрах и вазах вниз по лестнице. Они умопомрачительно пахнут семечками – кажется, что где-то рядом поле подсолнухов с вызревшими уже семенами, одетыми в черную скорлупу, а внутри – молочная белая сердцевина. Этот запах – как связь с прошлым, все меняется, а это остается постоянным, некая константа, позволяющая не сойти с ума. Когда раз в году дом напоминает цветочный магазин, кажется, что ничего плохого не случилось. Да и как могло – когда вокруг столько цветов? Там, где есть цветы, не может быть горя. Хризантемы – маленькие персональные солнышки среди зимы, предназначенные только для нее. Для нее – единственной женщины на свете. И никакого труда нет в том, чтобы объехать все близлежащие городки, скупая эти хризантемы и бережно укладывая их сперва на сиденья, а потом в багажник джипа. И так почему-то радостно наблюдать за тем, как реагирует очередной цветочник на это хризантемовое безумие. А потом всю ночь расставлять, раскладывать цветы, чтобы утром увидеть счастливую улыбку и услышать фразу, ради которой все затевалось: «Спасибо тебе, родной»…
– Вставай, родная. Ну, вставай же… ты так проспишь все на свете.
От поцелуев хочется укрыться под одеялом и еще пару минут побыть в блаженном забытьи сна, там, где все всегда заканчивается хорошо. А что ждет ее тут, в реальном мире? Да ничего – один и тот же серый бристольский пейзаж за окном, шпиль собора, гуляющий с собакой сосед… Проклятая английская стабильность, от которой иногда хочется напиться.
Сегодня ей опять снился Егор – и потому пробуждение было особенно мучительным. Снова этот кошмар выбора между мертвым и живым. И от этого хочется волком завыть – ведь явно Женька старался и ездил за цветами, потому что она уже чувствует наполнивший квартиру запах хризантем. И надо открыть глаза, поцеловать мужа и сказать «спасибо, родной» – а сил нет. Нет сил – потому что во сне был он, единственный по-настоящему любимый человек. Муж. Егорушка. Малыш. Как же трудно постоянно жить прошлым, как невыносимо… И вроде он отпустил ее, не манил больше к себе – но она сама все еще иной раз возвращалась.
Взъерошив коротко остриженные платиновые волосы, женщина выбралась из-под одеяла, поправила сползшую бретельку ночной рубашки и села, прислонившись спиной к высоко поднятой подушке.
В ногах у нее полулежал широкоплечий мужчина в простой белой майке без рукавов и спортивных брюках. Улыбался и смотрел ласково, как на самое дорогое на свете:
– С днем рождения, любимая.
Она не успела ничего ответить – на пороге спальни возник рослый темноволосый мальчик лет восьми, одетый в форму одной из местных начальных школ. В руках у него – сверток в подарочной упаковке и белая роза на длинном толстом стебле. Огромная, с хороший мужской кулак, белая роза.
– Мамочка, с днем рождения! – Мальчик запрыгнул на постель к матери и обнял ее за шею, невольно оцарапав шипом розы. – Ты мой подарок первым посмотри, хорошо? А то я в школу опоздаю.
Она улыбнулась, стараясь скрыть, что шип цветка довольно сильно поцарапал кожу на шее, взяла сверток и низким хрипловатым голосом проговорила:
– Чувствую, ты постарался.
Мальчик с волнением наблюдал за тем, как тонкие пальцы женщины развязывают белую тесьму, потом разворачивают плотную бумагу, похожую на шахматную доску, и вот уже у нее в руках фотография в рамке – улыбающаяся именинница в обрамлении мелких хризантем, вылепленных из какого-то цветного материала явно вручную.
– Грег, ты что же – сам? – удивленно протянула женщина, рассматривая рамку и понимая, сколько кропотливого труда вложено в нее.
– Сам, – чуть покраснев от удовольствия, кивнул мальчик. – Это же твои любимые цветы. А фотография – моя любимая.
«В прошлой жизни я выглядела немного иначе», – произнесла она про себя, рассматривая снимок, на котором яркая длинноволосая брюнетка с чуть прищуренными глазами зажимает зубами дужку черных очков и лукаво улыбается, глядя в объектив.
– Все, мамуля, я побежал – там миссис Каллистер ждет!
Грег поцеловал мать в щеку, соскочил с кровати, хлопнул по плечу мужчину и выбежал из комнаты.
– Что это он взялся с Каллистерами ездить? – не совсем довольным тоном спросил мужчина, вставая и направляясь к окну, из которого был хорошо виден