Сентиментальные заметки циничного гитариста. Иван Андреевич АнтоновЧитать онлайн книгу.
то во мне сидело. А мужчина, в котором от 150 до 400 граммов думает, что он чудо, как хорош. И главное, что время (лет 40-50) его только улучшило. Вдобавок, я с очень занятной работы ехал. Всю дорогу ржал. Дело в том, что один коррумпированный чиновник решил поздравить тёщу с днём ангела. Вообще, миф о том, что у нас унылые, скучные чиновники, не имеющие никакой фантазии, пора развенчать со всей пролетарской жестокостью. Так вот, он, чиновник, отвёз свою тёщу в охотничий домик в соседней области, посадил нас, музыкантов, в кусты, рядом с кустами поставил стол с самоваром и баранками, и накормил тёщу завтраком. Тёща, надо сказать, очень живо реагировала на баранки и наше творчество. Даже позволяла себе лаконичные комментарии, после каждой композиции. Например: «Да… Это было романтично», или, – «Неожиданно весело вышла у вас эта интерпретация!», или, – «А ведь это же Свиридов, Георгий Васильевич? Ну, шутники! Ну, затейники!» И всё это она говорила в кусты, где мы прятались. Мы же сюрприз, блять!
И вот я возвращаюсь с халтуры этой, радостный такой, «нарядный». Увидел её. И всё в голове моей хмельной смешалось. Попытался, даже, формулировать особенности нашего сегодняшнего выступления, «Тёща такого человека» … Стишок вспомнил, который о работе своей написал:
У меня есть мечта, ну, «ай хэв», типа «дрим»!
Я хочу, чтоб на мой день рожденья,
Песню «Больно мне, больно!», Казаченко Вадим
Спел мне за воз награжденья.
Ради этой мечты пру по трупам с говном,
Хоть пути, может, были иные,
И внимают чиновники за столом,
В основном, коррумпированные.
Но кровавые деньги не долго карман
С ляжкой жгут, и ничтоже сумняшись,
То пропью гонорар, то крестьянам раздам,
Предварительно, ясно, нажравшись.
И т. д.
И не успел я предвкусить наш диалог, как споткнулся, и начал падать… Упасть можно очень быстро. Это если речь идёт о вертикальном падении. Но я падал почти горизонтально… Долго… При этом, скорость моя увеличивалась как по горизонтали, так и по вертикали. И чем дольше я пытался вырулить, тем меньше было шансов обойтись минимальными травмами. У меня было два варианта: 1 Насильственным образом оборвать этот ужас, и шмякнуться оземь. 2 Найти препятствие и шмякнуться об него. Но, ближайшим таким препятствием была она… Невольно вспомнилась строчка из «Анны Карениной», – «Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. "Господи, прости мне все!"…
Итак, всё-таки, вариант номер один… Я вешу 135 килограммов. Когда я начинаю падать рядом с людьми, даже если им меня не видно, они звериным каким-то образом чувствуют приближение беды. Вероятно, так птицы чувствуют скорое землетрясение, а рыбы приближение цунами. Она медленно (гораздо медленней, чем я летел) начала оборачиваться. Да, забыл рассказать ещё об одном отягчающем: у меня в руке были 100 граммов водки. Знаете, такие маленькие, красивые бутылочки. «Мерзавчики» называются. Во мне 350, в руке 100. Позитивный должен был быть вечерок… В общем, я летел, она оборачивалась, рука с «мерзавчиком» инстинктивно поднималась вверх. Там безопаснее. Когда я с грохотом приземлился, сжимая в вытянутой руке бутылочку, она уже кричала. Не смотря на скомканное начало, я, почему-то продолжал предвкушать диалог. Видимо стыд, – чувство, нуждающееся в разгоне. А когда она перестала кричать, и узнала меня (может, наоборот), я, морщась от боли, немного сумбурно, произнёс часть каши из моей взболтанной головы, «Музыкант… Тёща такого человека…»
– Ваня… Каким ты стал? Какая тёща? А, твоя тёща музыкант? А это что?
– Мерзавчик.
– Да нет, вон, в луже валяется… Ах, это же гитара! Это тёщина? Вот попадёт же тебе за неё! Бедненький… Надо же… Жалко как…
Желание продолжать разговор и выводить его на пиписьки улетучилось.
Фарш
Дети любят «фарш».
И чем кровавее, тем лучше. Я этим пользуюсь. Так, например, у меня теперь есть коллега по увлечению. Лет пять назад я заново открыл для себя Шостаковича. Слушать его в одиночестве, всё равно, что бухать в одиночестве: масса удовольствия, и предсказуемые клинические последствия. Но теперь мой трёхлетний сын любит Дмитрия Дмитриевича ещё больше, чем я. Или, по крайней мере, искреннее. А всего-то надо было перед тем, как поставить пластинку, рассказать ребёнку страшную историю. И всё: «Машинаничтаженя»!!! Это он имеет в виду allegro non troppo из 8ой симфонии. Один критик назвал эту часть «машиной уничтожения». Вряд ли Филиппок представляет себе при прослушивании данного фрагмента ужасы войны, как задумывал автор, но что-то ужасное его явно преследует. Бегает кругами и орёт «Машинаничтажения»!!! Фрагмент длится минут семь. Однажды мы прослушали его шесть раз подряд. Шесть умножить на семь, – это сорок два. Сорок две минуты он бегал по кругу и орал «Машинаничтаженя»!!!
Моя самая любимая симфония, – десятая. В советские времена