Ежевика, святая обитель. Елена ХаецкаяЧитать онлайн книгу.
и туго сплетенные стебли. Между ними могли попадаться и ядовитые – такие, что рука после укола раздувается наподобие полена, деревенеет и приблизительно через месяц покрывается шершавой корой.
Поэтому человек по имени Хеддо надел высокие деревянные башмаки, а руки озаботился защитить рукавицами из жабьей шкуры. Жабы здесь, на юге Люсео, водились не чета северным: шкура девяностолетней, к примеру, красной пупырки не брала и арбалетная стрела. Зато ценились они на вес золота.
Осторожно переходя от ягоды к ягоде, человек снимал их и складывал в корзину, отделяя одну от другой кусочками тонкой коры.
Что сказать о Хеддо? Возможно, изрядной поспешностью было назвать его «человеком». Сейчас он чуть меньше человека – очень молод и отдан служителю богатого бога, обитателя чащи и владыки ее; а спустя сколько-то лет, если сам выйдет в служители бога, станет ощутимо больше, чем обычный человек.
Леса на юге Люсео такие: нет им ни конца ни края, и все тянутся за зеленоватыми лучами всегда убегающего солнца рыжие и желтые смертоносные болота, и темные густые чащобы, и торжественные, как столица, корабельные леса с янтарными слезоточивыми стволами. А где-то там – по правде сказать, везде – обитает божество, лохматый темный конь с острым рогом. Он ест сырое мясо, он громко стонет над болотами, он следит отовсюду недобрыми жадными глазами. Кому что в жизни досталось; служитель служит рогатому богу, а Хеддо служит служителю.
Служителя зовут Финдан, только это не настоящее его имя.
Что еще сказать о Хеддо? У него черная кожа и длинные руки, глаза у него синие, а волосы белые. На юге Люсео это признак красоты.
А вот второй человек на ежевичной поляне – он другой. Он не с юга Люсео, он северянин, и потому лицом он светлее, а волосами темнее, в лучах заката выглядит почти зеленоволосым.
– Ух! – сказал Хеддо, завидев на краю поляны незнакомца, и шарахнулся в сторону.
– Это что, съедобные? – спросил чужак как ни в чем не бывало и занес уже над поляной ногу, собираясь ступить на ежевику.
– Стой! – крикнул ему Хеддо, а когда незнакомец замер – все так же на одной ноге, уподобясь разбуженной цапле, – пояснил: – Сдохнешь.
Незнакомец, как показалось ему, с облегчением вздохнул и отступил на шаг. Теперь, когда оба они остались живы, нужно было обменяться какими-нибудь именами, и северянин сразу назвал свое:
– Этихо – так меня называй.
Подумав, Хеддо сказал так:
– Я служитель служителя, а звать меня Хеддо. Здесь ежевика – смотри, есть и розовая, не только черная, а где розовая, там и ядовитая.
– Я этого не знал, – молвил Этихо.
Они устроились на краю ежевичной поляны и разделили вечернюю трапезу. У них с собою оказались черные и белые хлебцы, и мягкий сыр, и зеленые яблоки, и жесткие пупырчатые груши, которыми можно утолить жажду лучше, нежели даже пивом, только надо, чтоб были холодные.
Этихо сказал, что странствует в поисках жены. На севере он для себя не нашел, а на юге Люсео, как известно, живут самые красивые девушки.
Этот Этихо был такой: задумчивый и беспечный.
– Я хочу ночевать в твоем доме, – сказал он Хеддо.
У Хеддо от ужаса сразу нос заострился, рот истончился, глаза так и выпучились и застыли.
– Нет, нет, этого нельзя! – вскричал он и замотал волосами. – Никогда нельзя!
Этихо удивился:
– Почему?
– Разве я не сказал тебе, что служитель служителя? Я живу в доме Финдана, а он всегда занят важными вещами, потому что служит великому страшному богу.
– А, – молвил Этихо, – это очень жаль. В таком случае, я буду ночевать в лесу.
Они оставили немного хлеба духам ежевичной поляны и погребли огрызки от яблок, прочитав над ними краткую песнь упокоения. Этихо тоже ее знал – на севере Люсео, как и на юге, чтят пищу и землю, из которой она произрастает.
Потом Этихо остался ночевать в лесу, а Хеддо с собранной ежевикой отправился в дом Финдана, и высокие деревянные башмаки на его худых черных ногах неловко топали и с хрустом переламывали упавшие шишки и веточки.
Служитель божества Финдан был высокий, с неподвижным лицом, а внутри его словно бы сжался до предела напружиненный зверь – год за годом он готовился метнуть к добыче свое гибкое тело, но все оставался внутри, и огненное, смрадное дыхание хищника опаляло внутренность жреца.
Финдан обмазывал бога маслом и кровью, сжигал перед ним ветки и мясо, танцевал для него, и однажды Хеддо собственными глазами видел, как в чадном дыму показалось страшное человечье лицо на звериной морде. В том году стояла засуха, и божество выглядело худым и разозленным.
Ежевика предназначалась для Финдана и для бога. Служитель был нездоров – коротко, сердито кашлял и все время плевался, а белки его глаз сделались темно-желтыми. Хеддо смотрел, как служитель скучно жует, не обтира с темных губ черного сока, и так жаль было Хеддо ежевичной плоти – зачем попусту расходовать смуглую, с тонкой кожей, налитую солнцем Люсео,