Письма тишины. Философская проза. Терентiй ТравнiкъЧитать онлайн книгу.
author>
Письмо первое
1993 год
Самые сложные и самые трудные вопросы, которые человек способен себе задать, – это вопросы к самому себе. Таким образом, здесь мне придется говорить только о том, что испытываю, вижу и принимаю.
Кто я? Что я? Зачем я пришел в эту жизнь? Зачем, с такой малой вероятностью воплощения, я все-таки появился из почти «ничто» – из маленького набора клеток, по воле и желанию моих родителей. Нечто, что стало мною, развилось во плоти моей матери, питалось и росло в ее утробе и через девять месяцев появилось на этот свет. Появилось на свет Солнца, откликнулось дыханию воздуха, ступило на земную твердь, чтобы… что-то сделать, что-то понять или осуществить, – а может, всего лишь пройти путь развития белкового существа, дойдя до старости, и… уйти в никуда, в другой форме, хотя бы из-за иного количества и качества вещества, но уйти без эмоций, знаний, мыслей, разложившись на атомы.
Так зачем же это произошло? Я не просился и не хотел, но меня привели в этот мир. Или же я воссоздался, возник, как возникли все, кто здесь живет, все мое окружение – как возникают для радости жизни, для осуществления чего-то неведомого, но необходимого.
Чего-то пока не понятного, не ясного. Чтобы удивляться жизни и радоваться, когда тебе хорошо, легко и понятно, и чтобы грустить, печалиться, тосковать, жаловаться, сетовать, мучиться, когда ты теряешь, пропадаешь, заболеваешь, чего-то не понимаешь, чего-то не находишь. Жизнь… Бесконечно малые эпизоды радости на фоне бесконечно долгого поиска, на бесконечном поле сражения за осознание самого себя, за понимание себя, за право быть собой на пути к себе, чтобы потом… раствориться, расстаться, покинуть, разомкнуться и разойтись со всем, что тебя связывало, что ты строил, что ты создавал, расстаться со всеми, кого ты понимал, любил, поддерживал, и кто поддерживал тебя.
Как же оно странно, это единство: единство бесконечно разных, далеких, одиноких людей, которые могут оставаться таковыми лишь до тех пор, пока соединяются их внутренние миры, внутренняя радость, пока они живут друг для друга, пока у них есть способы и инструменты воплощения общих идей и обоюдных чаяний, есть движения, дыхание, улыбки, слова, эмоции, поступки, подтверждающие их единство, их возможность участвовать друг в друге. Потом волна их времени проходит, и все растворяется, рассасывается и уходит в небытие. Огромный, дивный сад эмоций, некий пласт времени, взаимные наработки и надежды, взаимодействия, мечтания, перспективы затихают и стираются, оставляя почти пустое место тем, кто идёт за ними следом.
Разве кто-то из тех, кто ушел, мог допустить, что когда-то, пусть и не во цвете сил, эмоций, желаний, стремлений, не в бурлении жизни, соков и энергии, он, завоевав, по его мнению, весь этот мир, построив свой город и осуществив свою мечту, свои планы, всем сердцем отдавшись этим состояниям, создаст нечто, что потом запросто переживёт его? Пусть этим и восхитятся грядущие поколения, но всё равно оно когда-нибудь исчезнет, уйдёт в безвременье, пропадёт навсегда. И как бы долго не жило творение рук человеческих, но сам человек уходит в никуда, в ничто. Где же смысл? Какие-то обыкновеннейшие вещи переживают своих хозяев; мысли, дела и идеи живут дольше их родившего. Тогда не в этом ли ответ, не в этом ли смысл бытия, чтобы оставлять после себя что-то, что будет востребовано и принесет радость и пользу грядущим поколениям? Это и есть опыт. Конечно же, он необходим, ибо это опыт цивилизации, социальности, опыт воспреемственности поколений.
Следуя этим рассуждениям, я обратился к науке, культуре, искусству и истории. Огромный, колоссальный опыт, накопленный человечеством, я начал изучать ещё в институте, посещая множество библиотек, читая книги, зарываясь в них с головой, улетая в мир фантазий, поисков, знаний, исследований, гипотез вместе с их авторами. Часами рассматривал, рисовал картины своего понимания, спорил через них, возмущался, мечтал быть продолжателем их идей…
Называл многих своими учителями, беседовал с ними на закрытых семинарах своей души. Всё это проходило во мне так же глубоко, как и любые эмоциональные переживания, связанные с нежностью, влюбленностью, страстью и печалями. Я искал не только ответы, а сразу – и много – решений. Хотя, в сущности, искал одно-единственное: искал то, к чему я мог бы приложить свои знания, или то, через что я мог бы приобрести ясность. Когда я находил это самое «что-то», я радовался и спешил донести это до близких мне друзей, до родителей, до тех людей, которые могли бы понять меня, дополнить или внести что-то своё в моё видение. Так я приобретал опыт, опыт ощущения самого себя.
Но вопрос – для чего приобретается опыт, если рано или поздно ты должен оставить его в связи со свои уходом из жизни – не давал мне покоя. Утешало (и даже не утешало, а давало повод надеяться), что опыт всё-таки не растворим, а передаваем, и его можно нести другим, тем самым оставляя какие-то следы своего пребывания в этом мире. Может, действительно, в этом маленьком, несложном пространстве словесной формулы: «Загораясь сам, приносишь другим свет» – и есть фабула человеческого смысла жизни, укор для навечно отстранённого от него бытия. Не знаю,