ЛЕОНИД ШВАРЦМАН. ВЕК ЖИВИ – ВЕК УЧИСЬ. Беседовала Мария ЧерницынаЧитать онлайн книгу.
пустились на уровень человеческих, но остались большими и плюшевыми. И тут режиссер сказал: «Это он!»
– Леонид Аронович, за свои сто лет и пятьдесят четыре из них в мультипликации вы вырастили несколько счастливых поколений зрителей. Трудно представить наше детство без Чебурашки, Снежной королевы, Золотой антилопы, 38 попугаев, Котенка по имени Гав, веселых обезьянок и других ваших персонажей… А ваше детство было счастливым?
– Пока вся семья в сборе, ты счастлив… Хотя бабушку и дедушку совсем не помню: они уехали в Америку, когда мне было четыре года. И связь с ними была утрачена навсегда, но я в силу возраста не воспринимал случившееся как потерю. Думаю, это было тяжелее для брата Наума и сестры Генриетты, которые старше меня на десять и девять лет. Я даже не знаю причин их отъезда: мы не были голубых кровей – мещане, большого достатка в семье не было. В будущем я никогда не скрывал этого факта и не сталкивался со строгостью советского государства. Рос в обычной еврейской семье: отец, Арон Нахманович, приехал в Минск из Вильнюса и работал бухгалтером на кирпичном заводе, мать, Рахиль Соломоновна, была домохозяйкой. В семье говорили на идише и мне дали имя Израиль, но поскольку был младшим, называли уменьшительно-ласкательно Лелей. Это ко мне приклеилось, поэтому позж е я записал себя в паспорте Леонидом. В этом име ни была даже большая связь с моими родителями, которых я рано лишился: мне было тринадцать, когда отец трагически погиб – его сбила пролетка. Воспоминания о папе у меня обрывочные – часть я отобразил в серии рисунков «Старый Минск». Например, как мы ходили в синагогу… Все говорят, что внешне я на него очень похож, а по харак теру, наверное, больше на маму. Для нее потеря мужа была страшной трагедией. Наум и Генриетта были уже взрослыми и помогали ей, в том числе занимались и моим воспитанием. Брат, кстати, хорошо рисовал, и на меня это, видимо, произвело впечатление – я тоже попробовал себя в этом деле и увлекся даже больше, чем он. В восьмом классе пошел в Минске в художественную студию, потом поступил в школу при Ленинградской академии художеств, где учился с 1938 по 1941 год. В Ленинграде уже жили брат и сестра – Наум учился на связиста, а сестра на экономиста. Весной 1941-го и мама переехала к нам…
– И тут вас разлучила война?
– Я был на даче у сестры и ее мужа, писал этюды, когда по радио сообщили, что Гитлер плюнул на пакт Молотова – Риббентропа и перешел советскую границу. Наум ушел служить в ПВО, а меня как раз накануне, весной, призвали в армию, но случилась неожиданная вещь: всех вызвали на фронт, а меня нет. Я сам пришел в военкомат, но молодой человек в окошке сказал: «Мы потеряли твое дело, когда найдем – позовем». Я пошел работать токарем, чтобы помогать семье. Но вскоре наше предприятие эвакуировали на Челябинский тракторный завод, где я тоже сначала был токарем, а потом там создали группу художников-оформителей и я стал заниматься более близким делом – писал портреты передовиков… Так и проработал до Победы. Из Ленинграда приходили редкие весточки от сестры… Так узнал, что мать погибла в блокаду – зимой 1942 года, а четырехлетний сын Генриетты заразился в бомбоубежище менингитом и умер. У меня остались только брат и сестра. И после войны я поехал к Науму в Москву, он служил там в артиллерийских войсках. Брат написал мне, что при киноинституте есть художественный факультет. Я поступил туда и поселился в общежитии ВГИКа.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.