Сталину никто не пишет. Новогодняя история. Евгения Ивановна ХамулякЧитать онлайн книгу.
е уточнял, но на всякий случай упреждал их появление. Пол с подогревом, стеклопакет тройной, черепица на крыше только из Германии, где имеют многовековой опыт изготовления крыш. Забор трёхметровый.
Что ещё? Насыпи песка на электропровода в траншеях не десять, а 25 сантиметров. Чтоб ни одна вошь не перегрызла или, не дай Бог, током никого не пришибло, если цунами песок размоет.
В общем, строил от души, добротно и на все деньги, что остались в запасе после раздела имущества, потому его прозвали «Сталин». Так вот друзья Сталина пропали на этапе заливки фундамента. Дело в том, что Андрей Андреевич в своё время закончил строительный, друзей закадычных имел оттуда же. Но дом разрушил дружбу и строительные нормативы раньше, чем цунами, так что хозяин дома и бывшие друзья перестали упоминать имена друг друга всуе, выкинули все существующие совместные фотографии, запретили детям и жёнам вспоминать прошлое.
Недаром говорят, что пара, пережившая ремонт, будет любить и терпеть друг друга вечно. Дом Брежнева, то есть Сталина, расставил все точки над «и», правда кроме «и» с Андреем больше никого не осталось.
Также хозяину крепости-бункера не свезло со строительными бригадами, взявшимися за серьёзный дом. Первые, взяв аванс, пропали. Вторых прогнал сам строитель, прораб и сторож в одном лице. Третьи попались весьма престранные. Они как бы работали и не роптали: клали кирпич не в полтора, а в три кирпича, как указывал товарищ Сталин. Рыли такие глубокие траншеи вокруг дома, что закрадывалась мысль о братских могилах, а не электросетях. Но ближе к четвергу-пятнице рабочий дух слаб, глаза косели, мозги хмелели, хотя Андрей ходил за работниками по пятам, не понимая, когда и где те умудряются напиваться, что называется, «в хлам».
Жёсткой позицией к пьянству Сталин хотел было лишить трудящихся права трудиться, но, во-первых, ребята, когда работали, всё же работали, не филонили, как другие. А во-вторых, аванс давно был выдан на руки. А деньги имели свойство заканчиваться, особенно, когда половина семейного бюджета перекочевала в Лондон.
Короче, Брежнев и так плохо спал из-за неурядиц с семьёй и лучшими друзьями, а занимаясь теперь отловом и увещеванием строителей не портить своё здоровье и достроить недострой, и вовсе потерял присутствие духа: стало шалить здоровье, появились упаднические мысли.
К моменту, когда у дома появились окна, а это спустя три года после назначенного срока, Андрей Андреевич задумался о главном: кого, собственно, будет заселять в свои хоромы?
Точнее, сам-то он жил там с самого начала, присматривая за строителями и стройматериалами. Спал на матрасе. Ел из пластиковой посуды. Одежду стирал в химчистке. Но когда обстановка более-менее оформилась, Андрей понял, что ему на 993 метрах квадратных одному жить не с руки.
– А ты семью из Сирии пригласи на ПМЖ! – смеялись над ним приятели, так как друзей не осталось. Посмеяться Андрей любил, но почему-то в последнее время подобные шутки не радовали.
Для кого эти хоромы? Мрамор из Греции? Дорогущая швейцарская техника? Кто будет глазеть в эти трёхслойные окна из Белоруссии? Вот какие вопросы стали занимать голову Брежнева, печально пробегающегося косыми глазами по домашней красоте и периодически натыкающегося на одно-единственное зеркало, ещё не установленное, стоящее на полу в упаковочной таре.
Отражение, мягко говоря, не располагало.
Андрей Андреевич имел серьёзный дефект глаз. Один жутко косил в сторону, а второй был вообще искусственным, хрустальным, то есть абсолютно неподвижным, что на многих наводило мистический ужас. И связь с жестоким тираном прошлого только укреплялась. Шевелюра, ходившая ещё лет 20 назад в достоинствах, сошла на нет к 47 годам, превратившись в плешивые недостатки.
Андрей, для которого внешность имела значение, старался брать не красотой физической, но хотя бы спортивной фигурой и бравостью, одеваясь модно и со вкусом. Но после развода, после ухода друзей и нескольких строительных бригад часто пропускал посещение спортзала, наедался на ночь. Иной раз напивался в одиночку. Подобный образ жизни отразился сначала на талии, потом на подбородке, наконец, и на пятой точке, которая не влезала в фирменные джинсы. Немалого роста спортивный бравый качок за время строительства дома превратился в гигантского унылого пузатика.
– А всё же с кем попало жить не станет! – зло за косые глаза говорили знакомые, с завистью вспоминая похождения косого Сталина, в любовницах которого ходили разнообразные красотки.
– Андрюха, – говорил ему покойный батя, – ты – урод. Нечем мне тебя утешить. Наша с мамкой вина, хоть убей нас. Но Бог – не Тимошка, к каждому недостатку достоинство прикладывает. Если уж тебя такого кто полюбит – будь уверен, сынок, то – любовь настоящая. А если ты к тому моменту босяком у разбитого корыта любимым кому-то покажешься, то не просто любовь, а Божий дар. Женись не глядя на такой паве!
Мамка покойная, сердцем скрепя, соглашалась с жестокими словами. Полюбить Андрейку могла только женщина с большой буквы с большим сердцем, с большим терпением.
Но если не красотой, то достатком Боженька Андрея не обделил. Деньги в руки шли.