Жажда. Рэйвен ЛейланиЧитать онлайн книгу.
о айти может удаленно подключиться к моему компьютеру или что история браузера повлечет за собой очередное дисциплинарное взыскание от отдела кадров. Но риск… Азарт при одной мысли о невидимом наблюдателе. Сама вероятность того, что кто-то в офисе, исполненный сладкого послеобеденного довольства, наткнется на нашу переписку и увидит, с какой нежностью мы с Эриком выстроили этот мир для двоих.
В первом же сообщении он указал мне на пару опечаток в описании моего профиля и уточнил, что состоит в открытом браке. Его фотографии искренни и непритязательны – зернистый снимок, где он спит на песке, сделанное со спины фото, на котором он бреется. Последнее меня особенно трогает. Плитка в разводах и медленно исчезающий пар. В зеркале схвачены его серьезное лицо и испытующий взгляд. Я сохранила этот кадр на телефон, чтобы посматривать на него в метро. Женщины заглядывают мне через плечо и улыбаются, и я позволяю им думать, будто он принадлежит мне.
Вообще-то особым успехом у мужчин я не пользуюсь. И это не жалость к себе – просто констатация факта. Факт номер два: у меня большая грудь, под тяжестью которой сгибается спина. Больше фактов: у меня очень маленькая зарплата. Мне тяжело заводить друзей, и мужчины теряют ко мне интерес, как только я начинаю говорить. Поначалу все идет гладко, но потом я в чрезмерных подробностях сообщаю о своем перекруте яичника или завожу разговор об арендной плате.
Эрик другой. За две недели нашей переписки он рассказал мне, что рак унес половину его семьи по материнской линии. Он рассказал о любимой тете, которая варила зелья из лисьей шерсти и конопли. О том, как ее похоронили вместе с изображавшей ее самодельной куколкой из кукурузных листьев. Дом, где он вырос, Эрик описывает с любовью – вымирающая деревня между Милуоки и Апплтоном, желтогрудые иктерии и лебеди прилетают к ним на задний двор в поисках еды. Когда о своем детстве говорю я, то рассказываю только о счастливых моментах. Видеокассета с фильмом «Спайс Уорлд», которую мне дарят на пятый день рождения, Барби, которую я испортила, засунув в микроволновку, когда осталась дома одна. Разумеется, сам контекст моего детства – бойз-бенды, «Ланчеблс», под маркой которых продавались все полуфабрикаты, импичмент Билла Клинтона – только подчеркивает нашу разницу в возрасте. Эрик весьма болезненно воспринимает и свой, и мой возраст, и прилагает значительные усилия, чтобы нивелировать двадцать три года разницы между нами. Он подписан на меня в «Инстаграме» и оставляет длинные комментарии под всеми постами. Его пенсионерский интернет-сленг перемежается серьезными замечаниями о том, как красиво луч света падает на мое лицо. По сравнению с необъяснимой наглостью мужчин помоложе его поведение приносит мне утешение.
Мы переписываемся в течение месяца, прежде чем наши графики совпадают. Мы пытались встретиться раньше, но что-то постоянно мешало. И это лишь одно из отличий его жизни от моей. В мире Эрика присутствуют люди, которые полагаются на него, и иногда им срочно требуется его присутствие. После того, как он в очередной раз внезапно отменяет запланированную встречу, я понимаю, что тоже в нем нуждаюсь. И к тому моменту, когда мы договариваемся о первом свидании, я уже готова на что угодно. Он хочет поехать в «Сикс Флагс».
Мы решаем встретиться во вторник. Когда он подъезжает на своем белом «Вольво», в своей подготовке к свиданию я только добираюсь до репетирования уместного смеха. Я примеряю три платья, прежде чем выбрать то самое. Заплетаю косички и подвожу глаза. В раковине свалена посуда, вся квартира провоняла рыбой, но я не хочу, чтобы он подумал, будто это имеет ко мне хоть какое-то отношение. Надеваю нижнее белье – не столько трусики, сколько сложное переплетение веревочек, – и встаю перед зеркалом. «Ты желанная женщина, – думаю я. – Ты не просто кожаный мешок».
Автомобиль припаркован на обочине. Эрик стоит, прислонившись к машине; когда я выхожу, то сразу ловлю на себе его ясный взгляд. Волосы у него темнее, чем я думала – почти иссиня-черные. Его лицо до неприличия симметрично, только одна бровь выше другой, отчего улыбка кажется немного самодовольной. Это второй день лета, но городская жара над Эриком не властна. Я протягиваю ему руку, стараясь не проглотить язык, и чувствую себя несколько необычно. Ну да, я нервничаю. Вживую он выглядит как типичный папочка, с настороженным и напряженным взглядом, черты его лица смягчают разве что слегка редеющие волосы. Но мое удивление не имеет с этим ничего общего, – ничего общего с тем, как, вглядываясь в его чувственный рот и слегка искривленный нос, я пытаюсь определить, взволнован ли он так же, как и я. Скорее, дело в том, что на часах восемь пятнадцать утра, и я счастлива. Я не под кайфом и не нюхаю теплые соленые огурцы у кого-то на кухне, мечтая сдохнуть.
– Эдди, – представляюсь я, протягивая руку.
– Я знаю, – отзывается он, переплетая свои пальцы рук с моими даже чересчур нежно. Мне бы хотелось быть поживее, притянуть его в легкое, ни к чему не обязывающее объятие. Но происходит только это вялое рукопожатие, внушающее мне отвращение, эта моя предсказуемая и немедленная капитуляция, меняющая расстановку сил. После наступает худшая часть встречи с мужчиной средь бела дня – тот момент, когда ты видишь, как он тебя оценивает, за долю секунды решая, будет ли грядущий куннилингус