Розочка и подарок Деда Мороза. Равиль ИхсановЧитать онлайн книгу.
имся. Вернемся к нашим героям. Мать Розочки, являющаяся столбовой дворянкой, что, конечно, не афишировалось в её служебных документах, предпочитала при ответе на вопрос «Что такое счастье?» игнорировать современных писателей-фантастов. Её выбором был один из немногих оставшихся фамильных раритетов – дореволюционный Словарь живого великорусского языка Владимира Даля. Она читала такие запомнившиеся дочери строки великого ученого: «Счастье – случайность, желанная неожиданность, талан, удача, успех не по расчету. Это Благоденствие, благополучие, земное блаженство, желанная насущная жизнь, без горя, смут, тревоги. Покой и довольство; вообще, все желанное, все то, что покоит и доводит человека, по убежденьям, вкусам и привычкам его»…
– Как правильно сказано, – обрывала на этой фразе монолог мать и промокала белоснежным платочком уголки глаз. – Боюсь я за отца, как он там, в студеном, беспощадном океане…
Она читала строки из стихотворения Константина Бальмонта «Океан». Её звонкий голос отражался от просторных стен и высокого потолка, гас в большой хрустальной люстре:
«Вдали от берегов Страны Обетованной,
Храня на дне души надежды бледный свет,
Я волны вопрошал, и Океан туманный
Угрюмо рокотал и говорил в ответ.
«Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет.
Ты вверился мечте обманчивой и странной.
Скитайся дни, года, десятки, сотни лет,-
Ты не найдешь нигде Страны Обетованной»…
Как знать. Но выбор стихов про океан у мамочки Розочки был не совсем идеологически выдержанным. Быть может, приведи она строки поэта Николая Тихонова: «Великим океаном нашей жизни Сейчас плывем к тем дальним берегам, Что назовём землею коммунизма… Наш долгий путь закончим только там», она нашла бы успокоение своей мятущейся душе.
Как знать. За всё надо платить. И за возможность идти своим шагом, не повторяя ритм марша миллионов жителей самой большой страны в мире…
Она не хотела мужа, которого сделали из самых крепких в мире гвоздей. Как там, у того же незабвенного Николая Тихонова: «Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей». Её пугали строчки того же Тихонова, предваряющие строки про знаменитые советские гвозди в «Балладе о гвоздях»: «Адмиральским ушам простукал рассвет: «Приказ исполнен. Спасенных нет»…
Так оно и получилось. Через несколько лет. Командир атомной подводной лодки Ахметьев проявил мужество при ликвидации пожара на вверенном ему плавательном средстве и погиб смертью героя, сказал матери Розочки в штабе дивизиона подлодок суровый контр-адмирал. Никто и ничто не могло спасти его и остальных членов экипажа. Секретный, пока не серийный образец новой субмарины, несущий на борту разрушительные по своей мощи баллистические атомные ракеты, не должен был попасть в руки стратегического противника. Они, американцы, были рядом, свои – очень далеко. Просто не хватило времени своим прийти на помощь. Подлодка ушла в пучины Атлантического океана, быть может, в лучший сейф для хранения секретной информации на глубине 8 километров. Об этом ни слова не сказал командир дивизиона. Подразумевалось простое – интересы большой страны превыше всего…
Конечно, мать Розочки читала в классе ученикам Владимира Маяковского, пусть и отстраняясь душой от этих и других пламенных строк:
«Голос единицы
тоньше писка.
Кто её услышит? -
Разве жена!
И то
если не на базаре,
а близко».
Но думала ли она, что эти и другие строки великого поэта-глашатая будут иметь отношение к ней?!
А пока что мать Розы вспоминала строчки из стихотворения Иосифа Бродского «Песенка о свободе»: Почему у дождевой у тучки есть куда податься от могучей кучки? Почему на свете нет завода, где бы делалась свобода? Ах, свобода, ах, свобода». Она вздыхала, тихонько покидала пределы большой залы, снимала с вешалки в шкафу в большой прихожей черную парадную шинель любимого человека, целовала шитые золотой канителью офицерские погоны, зарывала свое неизменно милое, не смотря на припухший от слез носик, лицо в черное колючее сукно. Она ложилась здесь же, в прихожей на диван и замирала в позе эмбриона под шинелью на час-другой.
В такие минуты и часы в огромной квартире капитана первого ранга Ахметьева всё и вся замирало. Роза брала в руки массивный аппарат городского телефона из черной пластмассы и уходила с ним в свою комнату, домашняя прислуга, представленная в единственном числе Бабой Настей, не покидала пределы большой кухни, выходящей своим окнами на набережную Мойки.
Но жизнь брала свое: надо было идти на работу в школе, проверять письменные работы учеников, помогать дочери с уроками математики, в которых она, как говорится, ни в зуб ногой…ну а самое главное: надо было готовиться к возвращению мужа из многомесячного похода по океанам. Мать Розы поднимала себя с дивана и возвращалась в жизнь…
Впрочем, впереди было исполнение строк Марины Цветаевой: «Героини испанских преданий
Умирали, любя,
Без