Девушка встречает парня. Али СмитЧитать онлайн книгу.

      Давайте расскажу вам, как я был девушкой, – говорит наш дед.

      Сейчас вечер субботы: по субботам мы всегда у них гостим. Диван и стулья отодвинуты к стенам. Тиковый кофейный столик с середины комнаты переставлен под окно. Пол расчищен для кувырков назад и вперед, жонглирования апельсинами и яйцами, обучения тому, как делать «колесо», как стоять на голове, как ходить на руках. Мы стоим вниз головой, а дедушка держит нас за ноги, пока мы не добьемся равновесия. Перед тем как познакомиться с бабушкой и жениться на ней, дедушка работал в цирке. Однажды он сделал стойку на голове наверху целой труппы, стоявшей на голове. Однажды он прошел по канату через Темзу. Темза – это такая река в Лондоне, которая находится в пятистах двадцати милях отсюда, если верить карте в дорожном атласе, стоящем между прочими книжками дома у папы. Что, правда, через Темзу? – говорит бабушка. – А разве не через Ниагарский водопад? А, Ниагара, – говорит дедушка. – Так это совсем другой коленкор.

      Все происходит после гимнастики и перед «Свиданием вслепую»[4]. Иногда после гимнастики вместо этого идет «Игра поколений»[5]. Очень давно, задолго до нашего рождения, когда мама была такой же маленькой, как мы, «Игра поколений» была любимой ее передачей. Но мамы с нами больше нет, да и вообще нам больше нравится «Свидание вслепую», где каждую неделю без осечки парень выбирает из трех девушек одну, а девушка выбирает из трех парней одного, и всякий раз между ними ширма и Силла Блэк[6]. Потом парни и девушки, выбранные на прошлой неделе, возвращаются и рассказывают о своем свидании вслепую, обычно кошмарном, и мы всегда полны ожидания, будет ли свадьба – так называется то, что бывает перед разводом, и по такому случаю Силла Блэк надевает шляпу.

      Но в таком случае Силла Блэк сама-то кто – парень или девушка? Кажется, ни то ни другое. Если ей захочется, она может взглянуть на парней или может зайти за ширму и взглянуть на девушек. Она может переходить то туда, то сюда, как фокусница или приколистка. Публика всегда радостно при этом смеется.

      Что ты несешь, Антея, – говорит Мидж, глядя на меня в недоумении.

      Силла Блэк – из шестидесятых, – говорит бабушка, будто это все объясняет.

      Время субботнего чаепития, после ужина и перед ванной. Всегда так здорово сидеть на стульях там, где они обычно не стоят. Я и Мидж – на коленях у дедушки, мы все втроем втиснулись в отодвинутое кресло и ждем, пока усядется бабушка. Она подтягивает свое кресло поближе к электрокамину. Всем весом наваливается на кофейный столик и сдвигает его, чтобы видеть счет футбольного матча. Для этого не нужно делать звук громче. Потом она аккуратно складывает журналы на нижнюю полку столика и усаживается. Над чашками поднимается пар. Во рту вкус тостов с маслом. По крайней мере, так я предполагаю, ведь все мы едим один и тот же тост, ну, разные кусочки одного и того же тоста. Потом я начинаю волноваться. А что, если все мы ощущаем вкус по-разному? Что, если каждый кусочек тоста на вкус совсем другой? Ведь даже те два кусочка, что съела я, уж точно немного отличались по вкусу. Я озираюсь вокруг, перевожу взгляд с одной головы на другую. Потом снова пробую вкус у себя во рту.

      Так я никогда вам не рассказывал, как меня посадили на неделю в тюрьму, когда я был девушкой? – говорит дедушка.

      За что? – говорю я.

      За то, что ты называл себя девушкой, хотя ею не был, – говорит Мидж.

      За то, что написал слова, – говорит дедушка.

      Какие слова? – говорю я.

      НЕТ ГОЛОСОВ – НЕТ ГОЛЬФА, – говорит дедушка. – Нас посадили в тюрьму за то, что мы написали это кислотой на площадке для гольфа, мы с моей подружкой. Зачем такой молодой девушке кислота? – спросил аптекарь, когда я зашла ее купить.

      Дедуля, перестань, – говорит Мидж.

      Зачем такой девушке пятнадцать бутылок кислоты? – сказал он. Я рассказала правду, вот дурочка. Я хочу написать ею слова на поле для гольфа, – сказала я, и он мне ее, конечно, продал, но потом пошел и в точности доложил Гарри Кэткарту в полицейском участке, кто к нему заходил купить оптом кислоты. Но в тюрьму мы отправились с гордостью. Я была гордой, когда за мной пришли. В полицейском участке я рассказала все: мол, сделала это потому, что моя мама не может написать словами свое имя, тем более проголосовать. Ваша прабабушка расписывалась крестами: Х Х Х. Мэри Изобел Ганн. И когда мы вышли на Грязный марш[7], – говорит дедушка. – Батюшки светы! Его назвали Грязным маршем,