Настоящему индейцу завсегда везде ништяк. Романтика – кислород для души. Миша Лютый-АрхангельскийЧитать онлайн книгу.
.
Там друзья отважны
И коварен враг,
Девушки прекрасны
И пиратский флаг.
Там ковбои скачут.
Пули там свистят.
В мрачных подземельях
Клады ждут ребят.
Нет в бывшем союзе города без стены с надписями – «Цой, ты с нами!», «Виктор Цой, ты жив!» и тому подобным. Вряд ли это люди его поколения встают ночами, берут баллончики с краской и идут обновлять те граффити. А подростки, которые это делают, не могли видеть живого Цоя даже из коляски. И если кто хочет понять – зачем они это делают, пусть представит реальную картину – что где то сейчас сидит зачуханый ПТУшник с фонарём под глазом и на его убитом кассетнике крутится «Группа крови» или «Легенда». И пока звучит голос Цоя, это у него группа крови на рукаве и звёздная пыль на сапогах, это он, утомлённый битвой, вытирает свой меч о траву. И горит погребальным костром закат и волками смотрят звёзды из облаков. И стоит жить дальше. И Виктор Цой, ушедший много лет назад, даёт для этого сил многим…
Я, конечно, иронизирую над собой, говоря обычно, что вот ещё один рассказ или стишок в духе сопливой романтики из меня выпал, но, на самом-то деле —
РОМАНТИКА – ЭТО КИСЛОРОД ДЛЯ ДУШИ…
Настоящему индейцу завсегда везде ништяк, или Наши на Диком Западе
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
и с мест они не сойдут,
Пока не предстанут Небо с Землёй
на страшный Господень суд.
Но нет Востока и Запада нет,
что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу
у края земли встаёт?
Автор сего опуса большой поклонник творчества Луиса Ламура, но он не в восторге от засилья американского национального пафоса и не прочь его, в меру сил своих, опустить. Будучи по натуре отчаянным зубоскалом, не лишенным при этом гражданской совести, он симпатизирует также взглядам Михаила Задорнова на наши взаимоотношения с западной цивилизацией – цивилизацией тёплого сортира. Русскому человеку тёплого сортира и всего к нему прилагающегося для счастья недостаточно – ему нужна более высокая цель. Будь автор более серьёзным – он заявил бы, что его новая книга будет посвящена столкновению этих двух менталитетов.
1. Слово Божие, или Кто явился на призыв
Салун «Бледный конь» был полон, но его хозяина это не радовало, поскольку посетители, забыв об оплаченной выпивке, во всю глазели на необычного проповедника, совсем не похожего на своих бродячих коллег. Богатырский торс пастыря вместо чёрного сюртука облекала пропылённая ряса, а вместо привычного белого воротничка главным украшением сего воинствующего апостола был здоровенный крест, покоящийся на добром пивном брюшке. Призывы к покаянию, обращённые к прифронтирной шайке, которые вылетали из растрёпанной бороды преподобного, излагались весьма доходчивым языком, освоенным, очевидно, в портовых притонах Сан-Франциско. При этом, новоявленный фриар Тук дирижировал себе пивной кружкой, зажатой в одной богатырской лапище, и техасским бифштексом с кровью, нацепленным на здоровенный ножик системы ятаган, в другой не менее мощной длани. Гнев Божий, долженствующий пасть на не раскаявшиеся по сию пору головы, в изложении столь грозного вестника обещал быть жутким. Понятно, что любимое пойло, под такой аккомпанемент, в глотки шло туго.
И вот в самый апогей пламенной проповеди, неожиданно хлопнули отброшенные входные створки и в зале возник ещё один не менее живописный персонаж, увенчанный косматой чеченской папахой, в летнем суконном чекмене с кожаной оторочкой, перепоясанном красным кушаком за который была заткнута пара Смит и Вессонов сорок четвёртого калибра. Шашки правда не было. Но и без неё, судя по всему, желающих предъявлять претензии этому молодцу находилось не много. Загорелую физиономию украшали рыжая борода и пара шрамов.
Леденящая кровь филиппика прервалась на полуслове – лужённая глотка проповедника исторгла радостный вопль: «Антоха – ты?!» Затем последовали медвежьи объятия с выбиванием техасской пыли из спин друг друга. Такую встречу требовалось спрыснуть и потому бизнес владельца «Бледного коня» тронулся с мёртвой точки галопом.
2. Неисповедимы пути Господни. И наши тоже
Когда изрядно подгулявшие приятели вывалились, наконец, из кабака и, переступая через выброшенных из него несостоятельных претендентов на выпивку, побрели к коновязи их встречали не только верные четвероногие, но и чумазый краснокожий Винису – преданный «Санчо Панса» отца Мефодия. Он и помог своему духовному наставнику взгромоздиться на его «Росинанта». Антон-же всегда чувствовал себя в седле как дома, даже если коварная земля ходила ходуном под тяжестью им выпитого. Взяв в повод вьючных лошадей, Винису вспрыгнул