Петр Кропоткин. Жизнь анархиста. Вадим ДамьеЧитать онлайн книгу.
оизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Последнее искушение анархиста
Июль 1917-го. Уже третий год весь мир охвачен войной, в которую втянуто большинство стран Европы. России победы и поражения тех лет уже стоили более семисот тысяч солдатских жизней, не считая более трех миллионов раненых и четырех миллионов пленных. На фронте только что завершилось последнее крупное наступление русской армии. Оно оказалось крайне неудачным. Общие потери составили около шестидесяти тысяч человек. Солдаты совершенно не желали воевать, они требовали возвращения домой, к своим семьям. На улицах столицы России, Петрограда, тоже гремели выстрелы. Сотни тысяч людей вышли на улицы. Над толпами развевались черные флаги анархистов и красные знамена самых радикальных социалистических партий. Демонстранты требовали завершить войну, отказаться от завоевательной политики, вернуть с фронта солдат. Наконец требовали они и отставки утратившего поддержку Временного правительства и передачи власти в руки Советов рабочих, солдатских, матросских и крестьянских депутатов. Именно они, представители, избранные коллективами на заводах и фабриках, в воинских частях, на военных кораблях, пользовались доверием народа. На этих людей возлагали надежды восставшие, занявшие вокзалы, Петропавловскую крепость, редакции крупных газет. Из Кронштадта в Петроград прибыли несколько тысяч вооруженных матросов, готовых вступить в бой с правительственными войсками. Вскоре восстание было подавлено. Большинство в Советах оказалось слишком умеренным и не готовым к взятию власти в свои руки. Кроме того, в Петроград прибыли войска с фронта. Но власть зашаталась. 7 июля 1917 года премьер-министр князь Георгий Евгеньевич Львов уходит в отставку.
Герой нашей книги лично наблюдал за событиями в бурлящем революционном Петрограде. Как вспоминала его племянница Екатерина Половцова, он был молчалив и сдержан[1], не спешил с оценками и внимательно выслушивал всех, кто рассказывал о происходящем. «Петр Алексеевич еще только разбирался, осматривался и больше расспрашивал, чем говорил. ‹…› Было очевидно, что он еще не пришел к определенным выводам, сам еще присматривался к событиям и не мог не заметить необычайной сложности момента»[2], – вспоминала о своих встречах со давним другом Петром старая революционерка Екатерина Брешко-Брешковская, прошедшая тюрьмы, каторгу и ссылки, а теперь ставшая одним из лидеров партии эсеров. «Ну что, как? Все партийные трения – это чистое несчастие. Ты ездила недавно… Расскажи, как в провинции, что говорят крестьяне, рабочие…»[3]
Виделись они как раз в начале июля 1917 года. Совсем недавно, в мае, Петр Алексеевич Кропоткин вернулся в Россию… Возвратился после сорока с лишним лет жизни политического эмигранта, врага всех правительств мира, самого известного анархиста планеты Земля. Люди под черными флагами, вышедшие на улицы Петрограда, были его учениками, воспитанными на его книгах. «Речи бунтовщика», «Хлеб и Воля», «Современная наука и анархия»… Но сейчас между ними пролегла глубокая пропасть. Ученики отреклись от своего учителя, испытав глубокое разочарование в нем. А он, в свою очередь, не поддерживал петроградских анархистов, полагая, что внутренняя рознь в стране чревата военным поражением России и ее союзников, грозящим превратить европейские страны – и в первую очередь любимую им колыбель революций, Францию – в германские колонии. Казалось, патриотизм и германофобия окончательно убили в нем революционера. Как будто подтверждая это, его последователи опубликовали иронический некролог, посвященный смерти Кропоткина как анархиста. Как это нередко бывало и до, и после, революция была отложена им до победы в войне, и его анархизм хотя и не исчез, но на время как будто отошел на второй план. Теперь Кропоткин звал к примирению. «От всей его благодушной и благородной фигуры веяло барством и добродушием, совершенно не вязавшимися с представлением о фанатизме и крайностях анархического учения, и было впечатление, что говорит не в академии, а где-нибудь на дворянском съезде в губернском городе либеральный болтун старичок-помещик»[4], – вспоминал генерал Михаил Александрович Иностранцев, слушавший речь Петра Кропоткина перед офицерами Академии Генерального штаба. «Ведь у нас одна родина, и за нее мы должны стоять и лечь, если нужно, все мы, и правые и левые»[5], – скажет он вскоре на московском Государственном совещании, где ведущие политики, генералы, банкиры и промышленники, общественные деятели собрались для обсуждения политического будущего России.
Анархист, враг государства, отрицающий любую власть, выступает… на Государственном совещании. Все это вызывает недоумение его вчерашних учеников. Тех самых, которые выходят на улицы Петрограда и других городов. И ждут от него ответа на вечный и простой вопрос: «Что делать?» «Мы в душе осудили своего старика за его участие в этом совещании, думая, что он из бывшего
1
2
3
Там же. С. 121.
4
5
Стенографический отчет Государственного совещания 1917 г. М., 1930. С. 232.