Перестроечная комедия «Арион». Валерий РыженкоЧитать онлайн книгу.

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Первая глава

      Элементарная мастерская

      Три месяца назад экскурсовод Арион сунул в одном музее в карман бронзового «поэта». Статуэтку с ладонь. Прибрал он статуэтку не из-за желания приобщиться к народному творчеству знаменитого поэта, а из-за патриотического пристрастия к своим идеям, посчитав, что ему, как и великому «поэту», не место в безыдейном администраторском хламе. В кабинете хранителя музея у экскурсовода вывернули карманы. Статуэтку поставили на стол. «Поэт» сверкал, как хорошо надраенный медный таз и смотрел на жёлтые шторы, обои такого же цвета, ковёр, вышитый ромашками и осенними листьями. Отчество Ариона было такое же, как у бронзового «поэта». Хранитель музея понимал, что экскурсовод своим поступком с «поэтом» не отвечает славному отчеству и называл его: «Вы, товарищ Арион!», поблёскивая золотыми коронками и с неудовольствием посматривая на товарища с зелёным галстуком, который разрушал этот жёлтый мир. Разговор оказался горьким, как желчь. Администратор вызвал в кабинет человека с объективом.

      – Сними его, – сказал он фотографу.

      – Как лучшего человека? Передовика? – бросил фотограф. – На почётную доску.

      Хранитель музея почему-то обиделся.

      – Сверхидейный он, – горько пожаловался администратор и со злостью добавил. – Креативщик.

      – Но я снимаю только ценности!

      Арион во время разговора хранителя музея с фотографом несколько раз пытался обозначиться в главном кожаном кресле на колёсиках. Администратор, уставший от хлопот с экскурсоводом, был не против временного отсиживания Ариона в своём кресле, но, зная его идейные привычки, опасался, что за этим могут последовать вредные и экстравагантные поступки экскурсовода. А поэтому катал кресло, словно детскую коляску перед собой, в связи с чем, Ариону пришлось позорно, до крупной дрожи в ногах простоять три часа возле суконного дубового стола. Нервный хранитель музея и невозмутимый фотограф с камерой на треноге никак не могли сблизиться в цене, которая требовалась для того, чтобы поместить экскурсовода на плёнку в фотоаппарате. Администратор находился в могучих тисках фотографа, который ссылался на то, что снимать «таких» в его служебные обязанности не входит и требовал дополнительной оплаты за дополнительный труд. Хранитель музея, несмотря на просевшие нервы, не поддавался и в свою очередь тоже ссылался, но на то, что экскурсовод своим креативом основательно расшил бюджет музея, оставив…, в этом месте администратор обозначал основательность опустошённости бюджета не словами «шиши», а трёхпальцевой классической фигурой, поднося её под свой обвисший нос. Такое общение хранителя музея с собственным носом вызывало у Ариона даже скромное уважение к администратору, и он в душе чуток раскаивался, что с этим музеем он сильно перегнул, но винил в этом не себя, а свои неуёмные идеи, прокатившиеся с громом и оглушительным треском по четырём музеям. Экскурсовод уплатил сам, когда понял, что администратор и фотограф после затяжного и не состыковавшегося торга приходят к единодушному мнению: снять его вне стен этого музея: в здании с решётками на окнах. Фото увеличили до плакатных размеров. Администратор положил его на фанерный стол с закорючиной старушкой – вахтершей, сняв с неё предварительно малочувствительные очки с потускневшими, полопавшимися линзами и всучив в задряхлевшие руки огромный бинокль Карла Цейса с двухсоткратным увеличением и строго настрого приказал: не впускать этого человека даже с билетом в музей. Бывший экскурсовод с сожалением посмотрел на статуэтку с высверленной в груди дырой, куда он заливал чернила, и, макая ручку с вечным пером, выписывал на ватманских белоснежных листах жизнеописание человека века. Статуэтка уже была захвачена увесистой стальной цепью, один конец которой находился в руках администратора. Арион понял, что хранителя музея со статуэткой в карман не засунешь, Он отсёк мысли о «поэте», грустно вздохнул и размашисто прошествовал в сопровождении администратора, который подталкивал его в спину и внимательно отслеживал каждый шаг экскурсовода, мимо вахтерши. Назвав её бабочкой-однодневкой, Арион ударом носка открыл дверь и вышел на улицу с мыслью, что с этим музеем, как и с тремя другими finita la commedia.

      Улица была пуста и знакома. На ней находились подвергнувшиеся идейным атакам Ариона музеи. Он знал все черные входы и выходы в них. Проникнуть туда он проникнул бы, но вынести оттуда хлеб насущный – всё равно, что получить задарма манну небесную. В кармане осталась полтина меди. Расстаться с ней означало полностью предать себя судьбе, удары которой то и дело обрушивали экскурсовода. Вначале он думал, что судьба – явление межгалактическое, но, когда он почувствовал, что её удары земные, Арион прозрел. Место судьбы заняли люди.