14.300. Дмитрий АлександровЧитать онлайн книгу.
я людей, настолько же одарённых технической интуицией. Она позволяла ему изобретать так, как невозможно изобретать, лишь комбинируя известные методы. Например, будучи ещё студентом, он построил аппарат, заставляющий брошенный на него игральный кубик падать вверх той стороной, которая выбрана переключателем. Дома у Михаила Ивановича стоял телевизор, сделанный из осциллографа1; позже к нему добавился цветной, с пультом дистанционного управления – диковина для того времени. Таким же пультом зажигался и гасился свет, двигались занавески. Занавески на моторчике были в те годы делом, модным среди технарей, но переключить реле на расстоянии, используя всего несколько самодельных радиодеталей… многим казалось фокусом, обманом.
Самые большие чудеса происходили в радиоэфире. Михаил Иванович мог установить связь с абонентом, находящимся на противоположной стороне Земли, используя Луну или метеорные потоки, как зеркало, отражающее сигнал! Он говорил, что с помощью радио может узнавать погоду в тех или иных местах, узнавать даже то, какой станет она в ближайшие дни.
«Всё, что мы способны измерить, мы способны изменить» – следуя этому девизу, Михаил Иванович пытался изобрести возможность влиять на погоду, причём делать это, не используя установок с большими энергиями. «В небе есть бесконечный источник электричества. Посмотри на грозы! Энергия хорошей грозы превосходит энергию атомного взрыва, а температура молнии – тридцать тысяч градусов. Вот где настоящая физика!» Эти слова запомнились мне, поскольку сказаны были как раз во время грозы.
Однажды за чашкой чая Михаил Иванович поделился со мной одной сокровенной своей мечтой.
– Люди говорят, я понимаю в физике… – он отпил горячего чая (он всегда пил кипяток), задумчиво посмотрел на сделанную своими руками люстру, которую можно было включить и выключить с помощью особого звонка на телефон. – Я чувствую, слышу физику, не более. А вот музыку я чувствовать не умею. Подумай об этом так: музыкальные ноты – тоже волны, колебания. Как тебе это?
Я задумался.
– Пожалуй, музыка – это физика. Точнее, она несомненно физика. И инструменты суть генераторы. Но вот ключ, морзянка: у каждого телеграфиста есть свой почерк. А тем более голос! Мы сразу понимаем, с кем говорим. Мы по голосу скорее узнаем человека, чем по фотографии, – ответил я, – и это уже не только колебания. Звуки, происходящие от скрипки или флейты, мы считаем музыкой благодаря человеку, их извлекающему.
– Значит, человек, вмешиваясь в работу генератора, направляя его, превращает простое колебание во что-то совсем другое. В искусство!
– Несомненно! Вы знаете, работа мастера-телеграфиста – это истинное искусство! Это Рахманинов, это чистейший Рахманинов!
– Так вот, Дмитрий, послушай, к чему я клоню. Искусство получается у нас некоторым видом модуляции2. Высшей формой модуляции. Музыкальный инструмент, имеющий своё естество, в руках музыканта начинает нести этим естеством некоторую идею, мысль, в общем, информацию.
Я вдруг понял, что он говорит уже вовсе не о физике. Мы сейчас продолжили аналогию много дальше, и осознание этого привело меня в восторг.
– Да, я вижу… – с широко открытыми глазами, представляя теперь иначе всю философию, сказал я тихо. Сотворение, акт сотворения – он вовсе не в порождении предмета, нет. Он – в наделении его. Нематериальное начало как модуляция материи…
– Ты прекрасно играешь на фортепиано…
– Да ну, бросьте!
– Нет, слушай, у тебя такое же чувство к нотам, как у меня – к герцам, вольтам и амперам. Так вот… Я хочу тебя попросить, – он долил из самовара кипятка, затем заварки, взял кубик сахара. – Я придумал одну штуку. Я назвал её «текстомузыка». Машина, которая буквы, слова превращает в ноты. Музыкант я аховый, так что играет у меня одна шарманка…
Мы выпили ещё по чашке и пошли в комнату-мастерскую. И я увидел его! Электрический орга́н! «Боже мой, когда он успел построить всё это?!» – подумал я в изумлении. Тысячи деталей, радиолампы, включённые по каким-то немыслимым схемам, а рядом элементы, которых я вовсе ещё не встречал: длинные колбочки, окружённые катушками. Михаил Иванович щёлкнул тумблером и сел за аппарат:
– Как видишь, клавиш здесь нет. Точнее, только одна – телеграфный ключ.
Машина прогрелась, и Михаил Иванович с ему одному присущей лёгкостью отстучал точками и тире слово «ДРУЖБА». Прошло несколько секунд, и из двух динамиков раздались звуки, похожие на голос валторны. Простая мелодия плыла, искажаясь, усложняясь… Теперь звучали уже два голоса, три, шесть… Этим инструментам я не знал названия, не с чем было даже сравнить их. Звуки наполнили комнату, инструменты повторяли ноты, создавая гармонию многоголосия. Так просто, и в то же время так сложно!
Я пообещал, что приму эту идею и дам ей развитие. Однако в то время я не представлял себе, как сделаю это – была только идея…
В событиях, которые сохранились для истории в моём рассказе, сам я участия не принимал, или по крайней мере не влиял на происходившее в те дни. Связанный
Осциллограф – прибор для исследования электрического сигнала. В XX веке дисплеи осциллографов и телевизоров были устроены схожим образом.
Модуляция – внесение искажений, изменений в основной сигнал.