Вечерние волки. Елена БулгановаЧитать онлайн книгу.
нее предвкушала, какой злой и невыносимой буду сегодня на занятиях.
На смену назойливому звону пришли звуки пробудившейся квартиры: на кухне звякала посуда и мерно гудел, закипая, чайник. Грохала металлическими ножками о линолеум табуретка, на которой наверняка раскачивался мой неугомонный братец, шикала на него мама…
К привычной какофонии утренних шумов скоро добавился оскорбленный собачий взвизг и дробный перестук улепетывающих лапок. Все понятно, наш йоркшир Мухрик терпеть не может мочить под дождем свою бежевую шерстку. Он наверняка уже выглянул в окно, просчитал все плюсы и минусы – и пошел по пути наименьшего сопротивления: напрудил в закутке перед туалетом. За что получил по толстой попе свернутой в трубку газетой, талантливо изобразил, будто умирает от боли и обиды, – и сейчас уже устраивается спать дальше на кресле в родительской спальне. Ну почему, почему я не знаю способов так же легко и незамысловато отделаться на сегодня от института?
Я рывком соскакиваю с кровати, в темпе утепляюсь (махровый халат плюс кофта), поскольку в комнате непривычно промозгло, будто окно всю ночь простояло распахнутым настежь, затем тащусь в ванную. В коридорном аппендиксе сразу за моей дверью здорово пованивает, на линолеуме сохнет след от тряпки. Я щедро окропляю воздух освежителем воздуха, потом, не открывая толком глаз, в ванной привожу себя в относительный порядок. И уже чуточку бодрее отправляюсь на кухню.
А там мама жарит сырники и брат Сережка с обмотанным пушистым шарфом горлом одной рукой засовывает уже готовый сырник в рот, другой же выводит на столешнице молочные узоры.
– Привет, мам, а где папа? – говорю я, добредая до табуретки и спросонья едва не промахиваясь мимо нее. Приходится схватиться за край стола, ножки отрываются от пола и с грохотом опускаются назад, брат заливается счастливым смехом пополам с кашлем.
– Да тише ты, неуклюжая! – шипит мать. – Отец еще не вставал.
– А ему разве не надо на работу? – Эх, была такая надежда, что хотя бы подкинет до института на нашем «легасике».
– Он отгул взял, нас к десяти в поликлинику отвезет. Не выпишут, конечно, зря только протаскаемся в такую погоду, – вздыхает и поглядывает в сторону окна мама.
Тэк-с, похоже, в этой семье только мне суждено прожить гнусный день по казенному расписанию.
– Ой, что-то у меня тоже горло саднит, заразилась, наверно, – сиплю с надеждой, но, похоже, мои слова улетучиваются сквозь вытяжку над плитой.
– Зонтик не забудь, – говорит мама. – Куртку надевай уже осеннюю, обещают резкое похолодание. И поешь хоть раз нормально.
– Спасибо, что-то больше не хочется! – Я с оскорбленным видом отодвигаю тарелку с половиной сырника. – И глотать ужасно больно, кхе-кхе!
Я прохожу мимо материнской спины, ее волосы закручены в не слишком опрятную куделю на затылке, к воротнику халата приклеена желтая бумажка-стикер. Подавшись вперед, разбираю кривоватые прописные буквы, жирно выведенные черным фломастером:
«ЭТО НЕ МАМА. БЕГИ!»
Бросаю через плечо взгляд на брата и делаю ему зверские глаза. Серый в ответ высовывает до предела язык, и впрямь еще воспаленный.
Обреченно переодеваюсь в своей комнате, уже не реагируя на холод, который вроде как даже усилился. Ничего, в институте первым делом налакаюсь кофе из автомата, а может, и весь день просижу в нашем уютном буфете, под прикрытием развесистой монстеры и пыльного фикуса в огромных кадках. Я не лентяйка, но знаю свой предел: сегодня тот день, когда лучше взять перерыв в занятиях. В прихожей еще немного с надеждой покашливаю, вдруг мама все же заинтересуется? Но нет, никакой реакции, даже разговор с братцем Серегой не прервала. В раздражении хватаю зонт и покидаю квартиру.
Здесь, на лестничной площадке, еще сильнее слышно, как лупит косой ливень по стенам и по окнам, удушающе пахнет сырой известкой и ужас до чего холодно! Я не захожу в лифт – там наверняка на полу уже целое болото, фу! Прыжками преодолеваю лестницу, стараясь согреться.
Но что это? Снизу до меня доносится тоненький визг, полный тоскливого ужаса – и прекрасно мне знакомый. Несусь по ступенькам, попутно осматриваю каждую площадку. И только в самом низу лестницы, напротив железной двери парадного замечаю нашего Мухрика: он прячется за колесом детской коляски, дрожит всем своим маленьким тельцем. На меня из-за обода колеса поглядывает так, будто утратил всякую надежду на спасение и уже не верит своим глазам.
– Мухрик, хватит блажить, вылезай оттуда! – командую я, опускаясь на корточки. – Твой SOS услышан и спасение пришло!
Подхватываю собачонка на руки и снова скачу по ступенькам на наш пятый, попутно не забывая о воспитательной работе:
– Допрыгался, проныра? Опять выбежал, пока мама выкидывала мусор? А вот а-та-ташки тебе, шпана малолетняя!
Взбодрившийся Мухрик косит выпуклым карим глазом на мои руки – он в курсе, что наказывать его можно только газеткой. И прижимается крепче, обнимает лапками, стараясь согреться, ну и разжалобить заодно.
– Вот однажды так и останешься на весь день