Чужими голосами. Память о крестьянских восстаниях эпохи Гражданской войны. Коллектив авторовЧитать онлайн книгу.
ий как таковых, а тот след, который эта история оставила в памяти разных поколений: как о них вспоминали сразу после завершения, спустя десятилетия, спустя столетие. Авторов интересуют не боевые столкновения между повстанцами и их противниками, не социальные предпосылки выступлений или их характер, а памятники, художественные и краеведческие сочинения, публикации в прессе и то, как люди вспоминают и забывают о событиях Гражданской войны и восстаний.
В разговоре о памяти мы опираемся на теоретические представления А. Ассман, которая выделяет три измерения памяти: нейронное, социальное и культурное5. В рамках настоящего издания в фокусе внимания оказываются последние два: социальная и культурная память. По А. Ассман, ключевым носителем социальной памяти является социальная коммуникация, а культурной памяти – символические медиаторы. Социальная коммуникация – передача памяти «из уст в уста» – может, например, оставлять следы в виде зафиксированных интервью, писем, дневников, в которых люди размышляют о прошлом. Символические медиаторы – это произведения литературы и публицистики, кинофильмы, мемориалы и пр. Также может идти речь о «коллективной памяти», под которой понимается «формат памяти, связанный с сильными императивами лояльности и крайне унифицирующей „Мы“-идентичностью»6. Используемый авторами книги термин «историческая память» не связан с методологией А. Ассман. Однако мы сочли возможным использовать его в значении совокупности разных форм памяти о хронологически отдаленных событиях.
А. Ассман считает, что передача информации через социальную коммуникацию может осуществляться в пределах трех или четырех поколений (то есть 80–100 лет)7, а культурная память не имеет ограничения по времени. Это, впрочем, не означает, что с годами происходит только однонаправленный переход от памяти социальной к памяти культурной. Культурная память через производимые ею символические медиаторы влияет на социальную. Известные произведения литературы, кино, живописи, монументы могут служить отправной точкой социальной коммуникации и тем самым расширять горизонт социальной памяти.
В обыденной жизни память сталкивается с огромным количеством ограничений и предписаний о том, как вспоминать можно, а как – нельзя или не подобает. Такие ограничения распространяются и на социальную, и на культурную память, хотя механизм их работы различается. Обративший внимание на влияние подобных ограничений на память М. Хальбвакс предложил называть их социальными рамками памяти8. Динамика изменения рамок памяти в СССР и постсоветской России – одна из ключевых проблем для авторов этой книги.
Авторы глав книги также обращаются к таким категориям, как «поминовение», «памятование» и «коммеморация». Под поминовением и коммеморацией подразумевается набор практик (ритуалов, традиций), направленных на воссоздание связи между настоящим и прошлым. Памятование же понимается нами как более широкая категория, включающая не только регулярные практики, но и ситуативное воспроизводство памяти в любых формах.
Еще одной важной для нас категорией является забвение. Памятование и забвение мы понимаем не как противоположные, а как взаимодополняющие явления. Провести грань между ними зачастую бывает сложно или вовсе невозможно. Поэтому в рамках книги память и забвение рассматриваются как части единого процесса по отбору и отсеву того, что оказывается в (со)обществе стóящим или не стóящим сохранения.
Коллективная монография «Чужими голосами» сосредоточена прежде всего на памяти о событиях двух масштабных крестьянских восстаний: Тамбовского (1920–1921) и Западно-Сибирского (1921–1922)9. Произошедшие почти одновременно, эти восстания являются частью гораздо более широкого как географически, так и хронологически процесса вооруженных выступлений крестьян. Границы и характер этого процесса можно описывать по-разному, следуя, например, за выдвинутой В. П. Даниловым и поддержанной Т. Шаниным концепцией «крестьянской революции»10 1902–1922 годов или апеллировать к идее «великой крестьянской войны»11, позднее предложенной А. Грациози. В то время как фактическая история обоих восстаний представляется сейчас уже довольно хорошо изученной, современная и советская память о них лишь в последнее время становится объектом исследований12.
Фокус на этих двух восстаниях – одинаково знаковых для начала 1920‐х и столь по-разному вспоминаемых в начале XXI века – сборник унаследовал от проекта «После бунта: память о Тамбовском и Западно-Сибирском восстаниях»13, в котором участвовала заметная часть авторов книги, которую вы сейчас читаете. В рамках проекта в 2018 году исследователи собрали корпус из около двух сотен интервью в Тамбовской и Тюменской областях, была проведена фотофиксация многих сельских памятников, изучена местная периодика, собрана библиография краеведческой литературы. Респондентами были современные жители городов и деревень разного возраста – от 20 до 100 лет14. В большинстве случаев исследователи брали интервью у людей,
Там же. С. 25.
См.:
Нередко Западно-Сибирское восстание также называют Ишимским, но в сборнике мы предпочли использовать именно первое название – прежде всего из‐за полицентризма выступления (район Ишима был важным, но не единственным центром этого повстанческого движения). Тамбовское восстание нередко также называют Антоновским восстанием или антоновщиной. В обоих случаях стоит иметь в виду, что границы выступлений не совпадали как с прежними, так и с нынешними административными единицами (губернии, области и т. п.).
В. П. Данилов и Т. Шанин говорили о крестьянском движении как глубинной основе революционных потрясений, происходивших в России в первые десятилетия XX века. Завершением крестьянской революции становился период начала 1920‐х годов, когда советская власть была вынуждена пойти на заметные уступки крестьянству в рамках НЭПа. Коллективизация же по сталинской модели рассматривается ими как форма контрреволюции (
А. Грациози предлагала рассматривать «великую крестьянскую войну» как процесс борьбы формирующегося большевистского режима с крестьянством. Эта борьба становилась одновременно следствием и причиной значительного социального регресса, происходившего в это время в обществе (
Поддержан грантом № 17-2-012905 Фонда президентских грантов для НКО.
В книге цитаты из интервью оформлены следующим образом: инициалы респондента, пол, возраст на момент взятия интервью, место проведения интервью, дата проведения интервью, имя и фамилия интервьюера. Если интервьюером является автор главы, его данные не указываются. Например: А. А., ж., 71 год, г. Ялуторовск Тюменской области, 01.01.2018 [интервьюер И. И. Иванов]; В. В., м., 25 лет, г. Тамбов, 02.02.2018.
При расшифровке интервью тексты в целом ориентированы на литературные нормы русского письменного языка, но с сохранением некоторых наиболее ярких особенностей устной речи. Расшифровки интервью не всегда повторяют дословно (до междометий и запинаний) речь респондента, однако наиболее яркие особенности устной речи респондентов в ней отражены.