Вороны. Дарья КвантЧитать онлайн книгу.
чтобы наверняка. Сжать кулаки, собрав в них всю волю намерения – легче легкого, но никто не говорит и не поет в патетически-трагичных песнях о том, как заставить себя сделать шаг.
Он устал. С распухшим лицом, зудящими от слез и соплей губами и в помятой одежде – половина так и заканчивает, а он даже в «клуб 27» не попадет – какая досада. Не выдержал. Забавно думать о символичности, когда мыски твоих кроссовок свисают с парапета.
Привычного отвлекающего гула в голове не было, только кристально чистый разум, слезливо поторапливающий: «пожалуйста, умоляю, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста» – этот крик в себя, как последняя просьба всеми восхваляемому Боженьке, в которого он никогда не верил. Что ж, сейчас он мог позволить себе этот акт малодушия и попросить у него еще каплю, одну-единственную каплю смелости.
На крышах многоэтажек всегда гуляли порывы холодного ветра – он заметил это еще мальчишкой, бегающим по верхам втайне от родителей. Он стоял на том же самом месте что и лет восемь назад, только разница в том, что теперь он не смотрел наверх, щурясь от солнца на голубом небе, а смотрел вниз-вниз-вниз – туда, где все должно было давно закончится.
Железная дверь со скрипом отворилась, и на него уставились зеленые и напуганные глаза. Он надеялся, что она принесла ему нужную песню – прыгать легче, когда кто-то скажет, как это сделать.
Дима всегда смотрел на потолок. Смотрел неотрывно и даже до чёрных кругов перед глазами, как будто там сосредоточена вся вселенская мудрость и написаны ответы на все вопросы. Ответов Дима не искал, мудрости – тоже. Просто так ему было проще проваливаться в сон, заведомо пресекая мыслям возможность стать четко обрисованными – с ненавязчивой «мыслемешалкой» в голове было более комфортно, потому что она стирала грань осознания тех вещей, которых он не хотел осознавать.
Потолки в его квартире – мечта абстракциониста. Смотря на это разнообразие разноцветных геометрических форм, можно было впасть в своеобразный транс и раствориться в чувстве постепенно настигающего забытья. К тому малому количеству тех вещей, которых он любил, Дима причислял ощущение некого сюра, и созерцание этого странного потолка было привычным занятием. Состояние, когда мысли похожи на принцип работы калейдоскопа, являлось на удивление одним из самых спокойных и привычных. Он просто терялся в нем и блаженно засыпал.
Новый день начинался всегда по-разному, в зависимости от того, что происходило вчера. Дима мог проснуться от льющейся из гостиной обсценной лексики, потому что Саша снова не мог пройти уровень очередной RPG-шки на приставке. Он мог проснуться от того, что ощущал свое тело пальмой, которую обвила прилипчивая мартышка – иначе говоря, Алиса не особо жаловала, когда они спали в одной кровати строго по разным сторонам, и даже во сне интуитивно находила его тело, потому что котик-должен-проявлять-к-ней-хотя-бы-немножко-внимания.
Просыпаться одному Диме было комфортнее всего. С утра особо не хотелось кого-либо видеть, хотя, впрочем, если подойти к этому вопросу с другой стороны, ему было абсолютно наплевать. Какая разница, с кем ты проснулся, когда новый день так или иначе наступил, и тебе так или иначе придется делать утреннюю рутину, потом переходить к дневной, а потом к вечерней и так по бесконечному кругу. Не то чтобы его жизнь напоминала монотонно заевшую пластинку, но фильтр его восприятия был монохромен, как серые будни офисного планктона.
В это утро Дима проснулся от настойчивых звонков отца, который не преминул упомянуть, что сегодня день-икс.
– Но сперва, конечно же, приведи себя в порядок, Дмитрий, – напомнил отец.
Его отношения с родителями больше напоминали неудачный спектакль с кукловодом и его марионеткой: кукловод пытался направить движения куклы в нужное ему русло, а кукла – о ужас – показывала свои зубки и не поддавалась мановениям ведущей руки. Если совсем просто, то его отцу нужен был преемник в семейном банковском деле, «которое я построил с нуля, на жалких крохах, и которое я скоро намерен передать тебе». Подобная «эстафетная палочка» была бы привлекательна для обожающих халяву зевак. Дима был кем угодно, только не зевакой.
Хотя, если честно, он до сих пор не знал, кем он являлся – знал только, что любит кофе погорче, а сигарету – покрепче. Его жизнь уже давно пропахла этой смесью стопроцентной робусты и вырвиглазного дыма. Наверно, все-таки поэтому он с долей симпатии относился к своей работе в кофейне, право в которой работать он еле отвоевал у родителей. Они не считали целесообразным разменивать такой мозговитый кадр на вечную кофейную грязь под ногтями и обслуживание тех, кто говорил «эКспрессо». Несмотря на явный душевный перевес в пользу интровертизма, на работе Дима чувствовал, что делает хотя бы что-то, вместо того, чтобы лежать на кровати и пялиться на одну точку в стене. Не то чтобы так он пытался себе помочь – просто ему было банально скучно. По крайней мере, он так думал.
В этот самый день-икс, после бизнес-конференции, должен был состояться банкет для предпринимателей. Отец хотел начинать постепенно готовить Диму к полезным знакомствам с высокопоставленными