Три поцелуя. Питер, Париж, Венеция. Ринат ВалиуллинЧитать онлайн книгу.
любимой, – достал он одну и повертел в руках. – Ты же любишь женщин, по глазам вижу. Тогда бери и не сомневайся.
– Я не сомневаюсь, я выбираю.
– Что тут выбирать?
– Дыню или цветы.
– Как всякий торговец, я мог бы тебе соврать, но я не всякий – для женщины бери цветы. Там, за углом, моя сестра торгует. Какие у нее розы!
– Какие?
– Свежие, как мои дыни.
В итоге я взял и дыню, и розы, которыми хотел скрасить осенний этюд Фортуне. Я представил на мгновение, как она уже положила себя, горячую, в новенькое белье, как в посуду, из которой я буду есть, нет – хищно жрать, когда вернусь. Я знал, что больше всего она любила мою кипучую невоспитанность, дерзость в постели, чувствуя себя то лакомством райским, то сытной жратвой, то десертным вином. Любовь можно было назвать как угодно, главное, чтобы было кому приготовить и тихо шепнуть: «Приятного аппетита!» Пока я витал в своих фантазиях, подошел мужик, пахучий и засаленный. Спросил мелочи. У меня были деньги, почему не помочь? Я пошарил в душе своей и насыпал ему медно-никелевое конфетти в ладошку. Может быть, эта манна поможет ему встряхнуться, не умереть от запоя.
– Вы из жалости? – спросила меня бабулька, раздававшая бесплатную прессу.
– Нет, из кармана, – отмахнулся от газеты и позвонил Фортуне: – Как себя чувствуешь?
– С тобой – лучше, – гладила кошку Фортуна. – Ты где?
– Я в Средней Азии, – уложил я дыню на заднее сиденье, рядом устроил цветы.
– Где?
– Дыню тебе купил. Скучала?
– Нет, любила.
– Напрасно. Любовь никогда не была моим сильным чувством, таким, как жадность или зависть.
– Вот как?
– Не была, пока я не встретил тебя. Не то чтобы я сильно изменился, нет, я остался таким же жадным, потому что не хочу делиться тобой ни с кем. А вот зависть съехала: теперь я ее наблюдаю во взглядах тех незнакомых мужчин и женщин, которые то и дело пожирают твою молодость и красоту. Ты уже дома?
– Да.
– Одна?
– С кошкой.
– Перестань мучить своей лаской животное.
– А кого еще? Тебя же нет.
Зима наступила. И включила свою шизофрению. Наступила на человечество и начала жевать его, потихоньку испытывая на прочность. Кто-то делал вид, что ему начхать, кто-то пытался откашляться, самые находчивые улетали в теплые страны. Но тем не менее она потихоньку доставала всех, проникала сквозь одежду в самую душу.
Вымораживая те самые теплые уголки, ради которых люди готовы были идти на большие жертвы. Зима не любила никого. Ни лыжников, ни конькобежцев, которые вставляли ей палки в колеса и царапали спину, особенно дворников, что пытались стащить с нее пушистую белую шубку. Как она могла после этого относиться к людям? С холодным презрением: она не любила, она не хотела. В данный момент я переживал ее фригидность, сидя в кафе в сердце города. Запах свежего хлеба несколько смягчал зимний пейзаж. Сигарета медленно вытягивала из меня мысли