Австро-Венгрия: судьба империи. Андрей ШарыйЧитать онлайн книгу.
они ни принадлежали”. На практике это означало мадьяризацию, причем возможность получить образование (кроме начального) на родном языке для словаков, сербов, румын, русинов максимально ограничивалась. На какое-либо восхождение по социальной лестнице подданный апостолического короля мог рассчитывать только при хорошем знании венгерского[25], остававшегося единственным административным языком в Хорватии, Славонии, Воеводине, Словакии, Трансильвании – районах с явным преобладанием немадьярского населения.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
ИОСИП ШТРОССМАЙЕР,
политик в сутане
Иосип Юрай Штроссмайер (1815–1905) был личностью своеобразной: хорват с немецкими корнями, католик, с уважением относившийся к православию, монархист, которому случалось вызывать недовольство самого императора. Высокообразованный выпускник Венского университета, дважды доктор философии и один раз – теологии, Штроссмайер большую часть жизни провел в провинциальном городке Джаково в Славонии, где служил епископом. С конца 1850-х годов активно участвовал в политической жизни, основал Хорватскую национальную партию. Был одним из идеологов иллиризма – концепции объединения населенных южными славянами (“иллирами”) земель габсбургской монархии под эгидой хорватов. Боролся за единство населенных хорватами территорий Транслейтании и Цислейтании – Славонии, Загорья, Кварнера, Далмации. Выступал за усиление роли славян в Австро-Венгрии. В начале 1880-х годов Штроссмайер ушел из политики. Епископ активно занимался культурно-просветительской деятельностью, основал множество школ и библиотек.
В середине XIX века венгерский был родным или обиходным языком для меньшинства (!) населения королевства – примерно 48 %. К 1910 году вследствие политики мадьяризации этот показатель вырос до 55 %[26]. Тем не менее в некоторых провинциях, прежде всего в Словакии (или Верхней Венгрии, как ее тогда называли), последствия мадьяризаторской политики были налицо.
Число начальных школ с обучением на словацком языке за три десятилетия снизилось в 3,5 раза; из 1664 государственных чиновников, работавших в 1910 году в словацких районах, лишь 24 были словаками, из 750 врачей – только 26.
Камил Владислав Муттих. “Словацкая девушка”. Открытка 1914 года.
К культурно-языковому дисбалансу в королевстве добавлялся и политический. Венгерская политика оставалась прежде всего политикой дворянской. Шляхта гордилась венгерскими вольностями, сравнивала парламентские традиции своей страны с английскими – но старалась не замечать тот факт, что представительские институты Венгерского королевства основывались на вопиющей социальной и национальной несправедливости и дискриминации. В Венгрии сохранялся очень жесткий имущественный ценз, из-за которого на пороге ХХ века избирательным правом в стране обладало менее 7 % населения. После 1907 года,
На рубеже XIX–XX веков венгерский был родным языком почти 90 % государственных служащих королевства. В то же время этим языком свободно владели лишь менее трети немадьярских обитателей Транслейтании. Абсолютное большинство невенгров было лишено возможности сделать карьеру на государственной службе, чиновничий аппарат неизбежно воспринимался этими людьми как действующий в мадьярских интересах. Тем самым королевство отталкивало от себя значительную часть подданных, способствуя росту националистических настроений.
А вот как выглядела языковая картина по Австро-Венгрии в целом: немецкий язык в 1910 году называла обиходным четверть подданных, венгерский – 20 %, на чешском говорили 13, по-польски – 10, по-русински (это название габсбургская статистика распространяла на украинские и собственно русинские наречия Галиции и Закарпатья) – 8 %, по-румынски – 6, по-хорватски – 5, по-словацки и по-сербски – по 4, на словенском и итальянском языках – примерно по 3 % населения.