Серебряная звезда. Джаннетт УоллсЧитать онлайн книгу.
емя у мамы был трудный период жизни, много было такого, о чем следовало подумать – безумие, безумие, безумие, говорила она позднее. Совершенно забыв обо мне – мне было всего лишь несколько месяцев, – мама тронулась с места.
Лиз звала меня, показывая на крышу автомобиля. Сначала мама не поняла, что говорит Лиз, но потом, сообразив, что наделала, ударила по тормозам. Сумка съезжала вперед на капот, но поскольку я была привязана, со мной все было в порядке. Я даже не плакала. Впоследствии, когда бы мама ни рассказывала эту историю, которую находила забавной и изображала в драматических деталях, ей нравилось благодарить добрую Лиз за ее ум. Если бы не сестра, то эта сумка слетела бы вниз и со мной было бы покончено.
Лиз живо помнила все это, но не считала смешным. Она спасла меня. Вот какой сестрой была Лиз. И вот почему, когда ночью началась вся эта кутерьма, меня не беспокоило то, что мама уехала на четыре дня. Я больше волновалась из-за наших пирогов с курицей.
Я ненавидела, когда корочка на наших пирогах с курицей подгорала. Но таймер в тостере духовки сломался, так что в этот вечер я посматривала на маленькое стеклянное окошко, потому что как только эти пироги начинали становиться коричневыми, за ними надо было следить.
Лиз сидела за столом. Мама уехала в Лос-Анджелес, на какое-то прослушивание в студии звукозаписи на роль певицы бэк-вокала.
– Думаешь, она получит работу? – спросила я сестру.
– Понятия не имею, – ответила Лиз.
– А я думаю, да. У меня есть хорошее предчувствие.
Мама вообще часто уезжала в город с тех пор, как мы приехали в Лост-Лейк, маленький город в Колорадо-Дезерт, в южной Калифорнии. Обычно мама уезжала на одну или две ночи, но никогда не уезжала так надолго. Мы не знали точно, когда она должна вернуться, и поскольку телефон был отключен – мама спорила с телефонной компанией из-за каких-то ее звонков на дальние расстояния, – у нее не было возможности нам звонить.
И все-таки это не казалось чем-то очень важным. Мамина карьера всегда отнимала у нее много времени. Даже когда мы были совсем маленькими, у мамы была приходящая няня или подруга, которая присматривала за нами, пока она улетала в какое-то место вроде Нэшвилла – Лиз и я привыкли оставаться одни. Ответственность лежала на сестре, поскольку ей было пятнадцать лет, а мне только исполнилось двенадцать, но я была не из тех деток, которых надо нянчить.
Когда мама уезжала, мы ели только куриные пироги. Я любила их и могла есть каждый вечер. Лиз говорила, что если у тебя есть стакан молока и куриный пирог, то у тебя имеется обед, в который входят четыре группы продуктов – мясо, овощи, крупа и молочное – в общем, совершенная диета.
Пироги было весело есть. У каждой из нас был свой собственный пирог в аккуратной тарелочке из фольги, и с ним можно было делать все, что угодно. Мне нравилось разламывать корочку и смешивать вместе кусочки моркови, горошек и желтый жирок. Лиз считала, что смешивать все вместе – это дикость. Корочка становилась мокрой, а для сестры самым вкусным в этих пирогах был контраст между хрустящей корочкой и начинкой. Лиз предпочитала оставлять корочку нетронутой и отрезала каждый кусок в форме изящного клинышка.
Как только корочки пирогов становились золотисто-коричневыми, а их краешки становились почти подгоревшими, я говорила сестре, что все готово. Она вынимала пироги из духовки, и мы садились за пластиковый стол.
Во время обеда, когда мама уезжала, нам нравилось играть в игры, которые придумывала Лиз. Одна игра называлась «Жуй – Плюй». Надо было дождаться, когда у другого участника игры был полный рот еды или молока, и тогда ты старался заставить его рассмеяться. Иногда я смеялась так сильно, что молоко выливалось у меня из носа.
Другая игра, которую изобрела Лиз, называлась «Ложь». Один человек произносил два утверждения – одно правдивое, второе лживое, другой человек задавал пять вопросов об этих утверждениях, и потом должен был предположить, какое из них лживое. Обычно Лиз выигрывала и в этой игре, но, как и в «Жуй – Плюй», неважно было, кто выиграл. Весело было просто играть. Этим вечером я разволновалась, потому что придумала то, что мне казалось невероятно трудной задачей: когда лягушка глотает, ее глаза проваливаются в рот, а еще – у лягушки зеленая кровь.
– Это легко, – сказала Лиз. – Зеленая кровь – ложь.
– Просто не верится, что ты сразу догадалась!
– Мы разрезали лягушек на уроках биологии.
Я продолжала говорить о том, как смешно и чудно, что лягушка пользуется глазами для глотания, когда мама вошла в дверь, с белой коробкой, перевязанной красным шнурком, в руках.
– Лимонный пирог для моих девочек! – объявила она, поднимая коробку. Лицо ее сияло, она легкомысленно улыбалась. – Особый случай, потому что наша жизнь вот-вот изменится.
Мама нарезала пирог, раздала нам по куску и стала рассказывать, что когда она была на звукозаписывающей студии, то встретила одного человека. Марк Паркер был продюсером звукозаписи пластинок, он сказал, что она не должна