Могильная вода. Софья Сергеевна МаркеловаЧитать онлайн книгу.
рушенная деревенька Порубы дышала затхлостью забытья. Единственную дорогу размыло так, что машина по ней проехала с огромным трудом, взбивая колёсами грязь, но Федя тешил себя мыслью, что всё это было в последний раз. В последний раз ему приходилось отвечать на звонок с постылого номера, в последний раз нужно было ехать в такую даль, в последний раз он вынужден был шлёпать по лужам до скособоченного домика с полупрозрачными занавесками на окнах… Старуха имела привычку сидеть у оконца и, отдёрнув эти самые занавески, наблюдать за жизнью деревни. И, конечно, встречать приезжающих. Всегда, пока Федя шёл от машины до деревянного дома, его преследовал пристальный взгляд старухи.
Но сейчас в окне впервые было пусто.
Тяжело открылась разбухшая от влаги дверь в сени, заскрипели старые доски под ногами, и Федя уверенно шагнул в комнату. На двух табуретках стоял гроб, обитый пурпурным бархатом, кажущийся невыносимо роскошным для этой бедняцкой халупы. Внутри, сложив жёлтые крючковатые руки на груди, лежала бабушка Раиса. Её расчёсанные седые волосы покрывали плечи, безжизненное восковое лицо вытянулось, черты обострились, а щёки впали. Совсем не узнать было в этой кукле в чёрном платье неуёмную старуху, больше всего на свете любившую недовольно кривить губы по любому поводу и пить кровь своих родных.
На диванчике неподалёку сидели две шушукавшиеся соседки в одинаковых траурных платках – Зоя и Лида – главные сплетницы деревни, везде норовившие сунуть нос. Это они обмыли тело, подготовили Раису к похоронам и ждали Фёдора с самого утра. За то, что ему не пришлось заниматься этими процедурами самому, Федя был им благодарен от души. Голое тело мёртвой старухи – последнее, что он хотел бы видеть в своей жизни.
Гроб запасливая бабка, оказывается, приготовила загодя. И похоронных денег отложила столько, что хватило бы спровадить на тот свет дюжину старух с фанфарами и почестями. Всё это соседки доверительно рассказывали Феде и совершенно не торопились расходиться по домам.
– Ты до утра тут останешься? Надо бы ночку возле покойницы побыть…
– Кому это надо? Уж точно не мне, – покачал головой Фёдор.
– Так положено, – поддержала приятельницу Лида, нравоучительно выставив палец. – Нужно ночь одну родственникам возле покойницы провести, проститься с ней, ей с вами тоже попрощаться. А у неё же никого, кроме тебя, не осталось совсем. Так что тебе бабушку и провожать.
Громко и демонстративно фыркнув, Федя ответил:
– Никого у неё не осталось, потому что всю семью она извела своим характером гнусным, старая карга! Сколько лет соки из матери моей пила, до самой смерти отца гнобила!..
Зоя принялась судорожно креститься.
– Нельзя так! Нельзя так говорить, Феденька! О мёртвых либо хорошо, либо ничего!
– Мне правду говорить не стыдно, – сказал как отрезал Фёдор и развернулся к гробу. На мгновение ему показалось, что лицо мёртвой старухи искривилось в привычной гримасе недовольства: уголки бледных губ поползли вниз, нос и лоб наморщились, задрожали морщинистые щёки. Но эта иллюзия мгновенно истаяла, словно тени отступили.
– Непростой у Раисы был характер, сами знаем… да чего уж тут, вся деревня знает, – понизив голос до шёпота, проронила Лида. – Но она же – твоя семья, Федя. Тебе и нужно почтить умершую, проводить в последний путь как следует. А то не найдёт её душа покоя. Ты, кстати, где решил бабушку хоронить? К городу ближе повезёшь, да ведь?
Фёдор даже крякнул от такого предложения:
– Гм! Делать мне нечего! Тут захороню, поблизости, на старом погосте деревенском.
– Да ты что, окаянный! – чуть ли не хором воскликнули соседки. – На том погосте давно никого не хоронят! Паводком по весне подтапливает его теперь сильно, могилы старые размывает! Вези её в Вешнянки, там сухое кладбище есть. Всего километров тридцать. Там ей лучше будет.
– Сказал же вам, никуда я старуху не повезу. Тут родилась, тут жила всё время, в город отказывалась переезжать, как её ни просили, вот пусть и лежать вечно будет тут же, возле своей деревни. А деньги, силы и время тратить, перевозить её отсюда, я не стану!
Долго ещё препирался Фёдор с двумя деревенскими кумушками, заладившими, что старуху нужно было хоронить по-человечески – на сухом дальнем кладбище. Но что они могли сделать против Феди, твёрдо вбившего себе в голову, что больше он никак угождать своей бабке не будет. И так всю жизнь провёл, мотаясь к ней в Порубы, как на работу. То ей лекарства привези – от сердца, то сахара мешок – закончился, то чайник новый – прежний сгорел. И стоило воспротивиться, либо сослаться на занятость на работе – всё, в старуху вселялся настоящий демон. Она начинала скулить, плакать и выть, жаловаться на сердечную боль, либо угрожать пойти, да повеситься, раз всем она так безразлична! Федя сжимал зубы и снова ехал в Порубы. Раньше его об этом просила добросердечная мать, а, как она истаяла от болезни, Фёдору стали звонить соседи по деревне. Езжай, мол, внук к бабке, а то кому же ещё, кроме тебя, за ней ухаживать! Уважь старость!
Бабка была живуча как клещ. Недаром ходили сплетни, что она сосала жизнь из семьи – потому мать Феди заболела