Страж – это судьба. Николай Иванович ЛипницкийЧитать онлайн книгу.
там с нервными окончаниями. Говорят, что лучше уже не будет. Наконец, меня выписали, и я, опираясь на трость и безбожно хромая, вышел из больницы, дождался автобуса и поехал в свою холостяцкую квартиру.
Долечить – не долечили а, скорее, избавились от меня. Переломы срослись? Срослись. Ходить можешь? С палочкой, но, могу. Тогда, чего лежишь, место занимаешь? Лучше, уже, не будет. Иди домой и оформляй инвалидность. Толкаясь в переполненном салоне и задыхаясь от густого перегара, которым благоухал помятый мужичок рядом со мной, я с тоской вспоминал свою бедную «Мазду», которая, уже, восстановлению не подлежала. Еле дотерпел до своей остановки.
Дома всё оставалось так же, как и в тот день, когда я закрыл дверь и поехал к друзьям на дачу в предвкушении весёлой компании под гитару и шашлыки. Разве, только, пыли много. Ну, так, не мудрено за два месяца-то. Родных – никого. Некому за порядком смотреть в моё отсутствие. Значит, отдых откладывается. Не буду же я сидеть в этой грязи. Выздоравливающему чистота нужна. И, вообще, чистота – залог здоровья. Первым делом, выгреб из холодильника все испортившиеся продукты, вынес на помойку и, вернувшись, затеял генеральную уборку. С больной ногой, конечно, управляться было непросто, но гигиена требовала. Звонок в дверь так и застал меня в закатанных до колен спортивных штанах и со шваброй в руке.
Чертыхнувшись, я отставил швабру в сторону и, прихватив палочку, заковылял к выходу. Ещё и замок заел. Когда я, наконец, справился с дверью и открыл её, то увидел на пороге сухонькую женщину преклонных лет, почти старуху, с крючковатым носом, цепкими глазами и лёгкими тёмными усиками над верхней губой. Седая прядь выбилась из-под косынки и лезла на глаза. Женщина бесцеремонно отодвинула меня в сторону и прошла в квартиру.
– Простите, вы к кому? – только и сумел я выдавить из себя, растерявшись от такой наглости.
– К тебе, племянничек, – бросила она старую хозяйственную сумку из потрескавшегося кожзама на пол и уселась на стул. – К кому же ещё?
– Племянничек? – что-то, я ничего не понимаю. – Не помню, чтобы у меня была тётя.
– Ты Матвей Белогуров? Сын Степана?
– Да.
– А я – тётка Зойка, сестра твоего отца – покойника.
– Папа никогда не говорил, что у него есть родственники. Он же детдомовским был.
– Правильно. Детдомовским. Но, родня была у него. И он знал об этом.
– Почему, же, при живой родне его в детдом спровадили?
– Это отдельная история. Потом расскажу, при случае. А, сейчас, собирайся. Поедем.
– Куда?
– Лечиться, племянничек. Хворь из тебя будем выбивать.
– Какую хворь?
– А, вот эту, – кивнула тётка на палочку. – Или, всю жизнь хромать собираешься?
– Что вы мне голову морочите? – неожиданно разозлился я. – Врачи мне сказали, что хромота навсегда. Буду инвалидность оформлять.
– Тоже мне, инвалид нашёлся! – фыркнула тётка Зойка. – Много твои врачи знают?
– Ну, наверное, побольше, вашего.
– Хватит болтать! Собирай вещи, и поедем ко мне.
– Куда?
– В деревню.
– Бред какой-то.
Тем не менее, уступая тёткиному напору, я собрал вещи в спортивную сумку. Хотя, почему бы и нет? Ногу мне, конечно, никто не восстановит. Так и буду всю жизнь хромать. Но, отдохнуть на пленере, с парным молочком, домашним хлебом, походом по грибы и рыбалкой на бережку, не помешает. Пока копался в шкафу, прикидывая, что мне может понадобиться в сельской местности, тётка уже гремела чем-то на кухне. Вскоре оттуда потянуло запахом яичницы, и у меня заурчало в желудке. Вспомнилось, что время обеденное, а я в больнице отказался от надоевшей каши и съел на завтрак только хлеб с кусочком масла.
– Собрался? – выглянула из кухни тётка. – Идём, пообедаешь и в путь. До вечера нам домой нужно попасть.
– И, чего было торопиться, тогда? – проворчал я, усаживаясь за стол. – Переночевали бы, а завтра, с утречка бы, и махнули.
– А дом? А хозяйство? Нешто бросать всё это, аж, на сутки? Всё бы вам, городским время тянуть! Разленились в городе на всём готовом! А, в деревне, племянничек, не поработаешь ручками, и не поешь.
– Рожь заколосилась и корова не доенная?
– Хоть бы и так!
Чувствуя нетерпение тётки, я подвинул к себе тарелку с яичницей, густо осыпанной измельчённым зелёным луком, и принялся за еду. На удивление, это немудрёное блюдо оказалась необычайно вкусным, и я умял яичницу за обе щёки, даже, не заметив. Тётка поставила передо мной чашку с чаем, выхватила опустевшую тарелку и, пока я пил, успела сноровисто вымыть всю посуду.
Уже на автовокзале, пока ждали отправления автобуса, я присмотрелся к тётке Зойке и, наконец, стал улавливать фамильное сходство со своим отцом. До этого, как-то, некогда было. То такси ловили, то в кассе в очереди толкались, то платформу искали, с которой должен был отправляться наш рейс. Линия губ, хоть и жёстче, но, как у отца. Так же пожимает их, когда задумывается. И