Дядя самых честных правил. Книга 1. Александр «Котобус» ГорбовЧитать онлайн книгу.
А то знаю я этих гасконцев – придут толпой, и вместо дуэли получится поножовщина.
– Да, сейчас.
Дуэли студентов – дело привычное. Но в Университете Сорбонны поединки разрешены исключительно на магических пистолях – смертей почти не бывает, только почётные шрамы. Иногда, если не повезёт, могут выбить глаз, но этим гордятся особенно сильно.
– Приступим!
Один из оскорблённых гасконцев шагнул вперёд и встал в стойку. Повернулся ко мне правым боком, вытащил пистоль и стал медленно поднимать вытянутую руку.
Дурачок, думаешь я буду ждать, пока ты прицелишься? Я резко выхватил пистоль и выстрелил от бедра.
– А-а-а-а!
Хах! Попал! Гасконец выронил оружие и схватился за горло. Не будет тебе шрамов, дружок. Поваляешься минут пять с удушьем и поймёшь, что со мной нельзя связываться.
– Де Рюсс, – второй драчун выхватил пистоль, – со мной дерись!
– Как скажешь, красавчик.
Бах! Этому я засадил выстрел в голову. Тоже неплохо – сотрясение ему обеспечено.
– Прощайте, господа.
Я опустил пистоль и крутанул его по спусковой скобе на указательном пальце – мой «фирменный» победный жест. Спрятав оружие, я насмешливо поклонился валявшейся на мостовой парочке.
– И не забывайте – согласно Кодексу, повторная дуэль возможна только через месяц.
Оставив драчунов, я двинулся дальше по улице. Всё-таки надо благодарить судьбу, что у меня есть «секрет», научивший так стрелять. Но о нём я расскажу потом, когда не будет лишних ушей и глаз.
Как ни крути, оскорбления гасконцев имели под собой почву. Семь лет я учусь в Сорбонне, а получение магистерского звания всё так же далеко. И никаким старанием этого не исправишь. Мне уже намекнули знакомые профессора: ректор запретил проводить со мной диспуты, необходимые для сдачи. Говорят, сказал прямо: варвар из дикой России никогда не получит степень. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.
По дороге домой я заглянул в лавку старика Жана. Года два назад я выгнал из его подвала крыс – несколько простых Знаков на стенах и три часа на вырисовку Печати. С тех пор он бесплатно снабжает меня продуктами и подкидывает мелкую работёнку.
– А, Констан!
Увидев меня в дверях, Жан приветливо осклабился.
– Всё ещё не магистр?
Да ёшки-матрёшки! Они сговорились, что ли?
– Привет, Жан. Даже не собираюсь. С магистра ты станешь брать двойную цену за свою ветчину. Кстати, отрежь мне кусок на ужин.
Лавочник расхохотался от незатейливой шутки и поманил меня пальцем.
– Констан, есть большой заказ.
– М-м?
– Амбары на том берегу Сены.
– Опять крысы, – я хмыкнул.
– Ну, а кто? Возьмёшься? Тридцать ливров.
– Пятьдесят.
– Побойся бога, Констан! Там всего два маленьких амбарчика.
Жан двумя пальцами показал, какие это крохотные амбарища. Да-да, верю, верю. И наверняка знаю, что Жан сдерёт с заказчика все шестьдесят.
– Только из уважения к тебе, Жан. Сорок пять.
– По рукам!
– На следующей неделе, Жан. Завтра и послезавтра мне надо быть на диспутах.
– Хорошо. Но только обязательно, тебя будут ждать.
Хитрый лавочник подмигнул и отрезал здоровенным ножом шмат окорока. Добавил от щедрот кусок сыра, несколько луковиц и завернул в тряпицу.
– Держи, Констан. Тогда жду тебя в понедельник.
– Договорились.
Будущий ужин я бросил в сумку и двинулся в сторону Сены.
Последние два года я снимал комнатушку в доме Матушки Шалот. Крохотная мансарда, койка, стол и шкаф без дверцы, но мне нравилось: и от Университета недалеко, и от весёлого квартала, и соседи не слишком шумные. А главное, обходится всего пятьдесят су в месяц.
Я уже открывал дверь, когда за спиной раздалось громкое покашливание.
– Dobryi vecher, Konstantin Platonovich.
Что?! Резко обернувшись, я упёрся взглядом в незнакомца. Наверняка, дворянин, по одежде видно. Но не местный – такие парики уже пару лет как вышли из моды. И саквояж в руке иноземный, в Париже таких нет.
– U menya pismo dlya vas.
Пришлось напрячься, подбирая слова подзабытого языка:
– Zdravstvujte. Prohodite, pogovorim u menya bez lishnih svideteley.
Распахнув дверь, я пропустил его вперёд и указал на лестницу. Пока мы поднимались в мансарду, я судорожно вспоминал родную речь.
Мне было двенадцать, когда в Москве случилась вспышка чумы. Жар, беспамятство, месяц не мог встать с кровати. Но я выжил, а родители – нет. Дом оказался в залоге, родня не спешила забрать к себе сироту без Таланта…
Спасибо дальнему родственнику, троюродному дядьке, которого я даже не видел. В тот год в Сорбонну посылали делегацию: десяток великовозрастных балбесов под