Дон Кихот. Мигель де Сервантес СааведраЧитать онлайн книгу.
умок, которые он читал, – не что иное, как истина, что для него не существовало другой, более достоверной, истории в мире. Он говорил, что Сид Руи Диас, несомненно, храбрый рыцарь, но что его нельзя даже сравнить с рыцарем Пылающего Меча, который одним взмахом положил на месте двух дерзких и чудовищных великанов; Бернардо дель Карпио нравился ему несколько больше, потому что он в Ронсевале убил очарованного Роланда, прибегнув к уловке Геркулеса, когда тот задушил в своих объятиях Антея, сына Земли. Он отзывался очень хорошо о великане Моргайте, так как, происходя из поколения гигантов, которые все заносчивы и невежливы, он один был приветлив и благовоспитан. Но больше всех нравился ему Рейнальдос де Монтальбан, особенно когда он выезжал из своего замка и грабил все, что ему попадалось под руку, и когда он похитил за морем истукана Магомета, всего литого из золота, – как о том повествует его история. А если б он мог дать хорошую встрепку изменнику Галалону! За это он отдал бы и ключницу, которую держал, и даже свою племянницу в придачу.
Наконец, когда рассудок его окончательно помрачился, ему пришла в голову самая изумительная мысль, никогда еще не осенявшая ни одного безумца в мире, а именно: он решил, что ему не только следует, а даже необходимо – как для собственной его славы, так и для благополучия государства – сделаться странствующим рыцарем и верхом на коне в своих доспехах скитаться по свету в поисках приключений, занимаясь тем, чем занимались, как он это читал, странствующие рыцари, возмещая за всякого рода обиды, идя навстречу всевозможным опасностям и случайностям, чтобы, преодолев их, покрыть свое имя неувядаемой славой. В воображении своем бедняга уже видел себя увенчанным, благодаря своей доблести, по меньшей мере короной Трапезундской империи. В чаду таких приятных грез, увлеченный необычайным удовольствием, которое они ему доставляли, он решил поскорее осуществить то, к чему он так стремился.
Прежде всего он приступил к чистке доспехов, которые принадлежали еще его прапрадедам и, изъеденные ржавчиной и плесенью, целые века оставались позабытыми и заброшенными где-то в углу. Он вычистил и выпрямил их как мог лучше, но заметил следующий большой недостаток: шлем был неполный, недоставало забрала и нижней части шлема, – это был простой шишак. Однако изобретательный ум его сумел помочь беде, и он из картона смастерил нечто вроде забрала, которое и прикрепил к шишаку так, что тот принял вид настоящего рыцарского шлема. Правда, с целью испытать прочность забрала и может ли он противостоять удару меча, он вынул свой меч, два раза ударил им по шлему и первым же ударом мгновенно уничтожил то, что он мастерил целую неделю. Не очень-то ему понравилась легкость, с которой он разнес вдребезги свое изделие, и, чтобы предохранить себя от той же опасности в будущем, он принялся делать новое забрало, прикрепив внутри его несколько железных полосок, и остался доволен его прочностью. Не желая его вновь подвергать испытанию, он решил, что оно вполне пригодно, и считал его прекраснейшим забралом.
Продолжая путь свой, наш свежеиспеченный искатель приключений стал рассуждать сам с собою…
Том 1, глава 2
Окончив эти приготовления, наш идальго решил тотчас же привести в исполнение задуманное им, так как его угнетала мысль, что промедление даст себя чувствовать миру, приняв в расчет все те обиды, которые он думал уничтожить, несправедливости – исправить, злоупотребления – искоренить, ошибки – загладить и долги – уплатить. Не сообщив никому о своем намерении и так, чтобы никто его не видел, однажды утром, еще до рассвета (так как это был один из самых жарких июльских дней), он надел все свои доспехи, сел верхом на Росинанта, опустил плохо прилаженное забрало, продел на руку щит, взял свое копье и выехал из задней калитки двора в поле, донельзя довольный и обрадованный тем, что ему так легко удалось положить начало доброму своему желанию. Но едва он очутился в поле, как у него мелькнула страшная мысль, и такая страшная, что она чуть было не заставила его отказаться от начатого дела, а именно: он вспомнил, что еще не был посвящен в рыцари и что по рыцарским законам он не может и не должен сражаться ни с кем из рыцарей. Допустив же, что он был бы посвящен в рыцари, ему, как новичку, следовало бы иметь лишь «белое» оружие, без девиза на щите, пока он не заслужит его собственными подвигами. Эти мысли заставили его поколебаться в своем намерении, но так как его безумие было сильнее всяких других доводов, он решил просить первого, кто встретится ему, посвятить его в рыцари, в подражание многим другим, которые поступили таким же образом, как он это прочел в книгах, столь сильно завладевших им. Что же касается «белого» оружия, он решил, когда окажется время, так основательно вычистить свои доспехи, чтобы они стали белее горностая. Все это успокоило его, и он поехал дальше, предоставив лошади своей идти, куда она пожелает, думая, что в этом и состоит вся тайна приключений.
Продолжая путь свой, наш свежеиспеченный искатель приключений стал рассуждать сам с собою, говоря: «Нет сомнения, что в будущие века, когда правдивая история славных моих подвигов явится в свет, мудрец, который ее напишет, повествуя о первом моем