Сансиро. Нацумэ СосэкиЧитать онлайн книгу.
, кожа у женщин становилась светлее, и в душу Сансиро закрадывалась тоска по родным местам. Вот почему в этой смуглой женщине Сансиро почувствовал что-то родное. Кожа у нее была, если можно так сказать, настоящего кюсюского цвета, точь-в-точь как у О-Мицу-сан из Миваты. Эта О-Мицу-сан изрядно ему надоела, и он радовался, что расстается с нею. Но сейчас он даже О-Мицу-сан вспоминал с умилением.
Правда, у этой женщины черты лица были более совершенны. Резко очерченные губы, живые ясные глаза, и лоб не такой широкий, как у О-Мицу-сан. Словом, она производила приятное впечатление, и Сансиро то и дело посматривал на нее. Изредка их взгляды встречались. Особенно внимательно, почти не отрывая глаз, Сансиро разглядывал женщину в тот момент, когда возле нее усаживался старик. Улыбнувшись, женщина подвинулась и сказала: «Ну, садись!» Немного спустя Сансиро стало клонить ко сну, и он задремал.
Видимо, пока он спал, женщина и старик разговорились. Проснувшись, Сансиро стал молча слушать их беседу.
Женщина говорила, что в Киото игрушки дешевле и лучше, чем в Хиросиме. В Киото у нее были кое-какие дела, она задержалась и заодно купила игрушек в лавочке возле Такоякуси[1]. Ей очень радостно, что после долгой разлуки она едет на родину и увидит детей. И в то же время тревожно – она едет в деревню к родителям потому, что муж вдруг перестал присылать деньги. Он долгое время был рабочим на военно-морской базе Курэ, а во время войны его отправили под Порт-Артур. После войны он вернулся домой, но вскоре заявил, что, мол, в тех краях легче подзаработать денег, и уехал в Дайрен. Первое время он письма писал и деньги присылал аккуратно, в общем, все шло хорошо, но вот уже почти полгода от него ничего нет. Он, конечно, не изменил ей, не такой у него характер, и на этот счет она спокойна. Но не сидеть же так до бесконечности, вот она и решила пожить пока у родителей. Это единственное, что ей остается.
Старик, видно, понятия не имел, что такое Такоякуси, да и игрушками не интересовался, потому вначале только поддакивал, однако, услышав о Порт-Артуре, сразу проникся сочувствием к женщине и сказал, что очень ее понимает. Его сына тоже взяли на войну, и он погиб. Вообще неизвестно, кому нужны войны. Добро бы потом лучше жилось. А то убивают твою плоть – детей. Цены растут. Ничего глупее и не придумаешь. В добрые старые времена и не слышно было, чтобы кто-нибудь уезжал на заработки. Все война натворила. Во всяком случае, надо уповать на бога. Муж, наверно, жив и работает. Надо подождать немного, он непременно вернется… Старик горячо и искренне утешал женщину. Вскоре поезд остановился, и старик, сказав женщине: «Счастливого пути», – вышел из вагона.
Вслед за стариком сошли еще несколько пассажиров, а сел всего один. В полупустом вагоне и без того было уныло, а тут еще зашло солнце. Громко топая, прошли по крышам станционные рабочие, вставлявшие зажженные керосиновые лампы в отверстия в потолке вагонов. Сансиро вспомнил о бэнто[2], купленном на предыдущей станции, и принялся за еду.
Как только поезд тронулся, женщина встала и вышла из купе. Только сейчас он обратил внимание на цвет ее оби. Отправив в рот кусок сваренной на пару форели и усиленно двигая челюстями, он подумал: «Наверное, вышла по нужде».
Женщина вскоре вернулась и встала так, что Сансиро мог видеть ее лицо. Энергично работая палочками для еды, Сансиро склонился над коробкой и доел последние кусочки рыбы. Женщина как будто не собиралась садиться и стояла, не меняя позы. Но как только Сансиро взглянул на нее, она двинулась было с места, потом остановилась и высунула голову в окно. Он видел, как развевались на ветру ее волосы. В этот момент он как раз с силой швырнул в окно пустую коробку из-под еды, но тут же испугался собственной оплошности: ему показалось, что подхваченная встречной струей воздуха крышка коробки, кружась, летит обратно, а женщина стояла у соседнего окна. Он быстро посмотрел в ее сторону. Однако женщина как ни в чем не бывало подалась назад и принялась тщательно вытирать лоб ситцевым платком. Сансиро решил, что на всякий случай лучше извиниться, и сказал:
– Прошу прощения!
– Ничего, – ответила женщина, все еще вытирая лицо. Сансиро виновато замолчал. Женщина тоже больше ничего не сказала и снова высунулась в окно. Остальные пассажиры дремали при тусклом свете фонаря. Тишину нарушал только оглушительный грохот колес поезда.
Сансиро закрыл глаза, но вскоре открыл их, услыхав голос женщины: «Скоро Нагоя, да?» Спрашивая, женщина слегка наклонилась к Сансиро. Несколько удивленный, он ответил: «Да», – хотя не имел об этом ни малейшего представления, так как ехал в Токио в первый раз.
– Поезд, пожалуй, опоздает, чересчур медленно идет!
– Пожалуй, опоздает.
– Вы тоже сходите в Нагое?
– Да.
Нагоя была конечной станцией. Обменявшись этими ничего не значащими словами, оба умолкли. Женщина села чуть наискосок от Сансиро. Снова наступила тишина, нарушаемая лишь стуком колес.
На следующей станции, извинившись за беспокойство, женщина попросила Сансиро, когда они приедут в Нагою, проводить ее в гостиницу. Страшновато одной, пояснила она. Все это так, но Сансиро
Такоякуси – название буддийского храма в Киото.
Бэнто – завтрак в коробке, который берут из дому или покупают.