Остатки (сборник). О. ГенриЧитать онлайн книгу.
сом у пылающего камина в столовой усадебного дома, состоящего из четырех комнат. К столовой, не отделяясь от нее дверью, прилегала кухня.
В ней я мельком увидел коренастого человека с обветренным лицом, с профессиональной уверенностью расхаживающего вокруг раскаленной плиты. На его серьезном лице нельзя было ничего прочесть – это могло быть лицо великого мыслителя или человека, не привыкшего вовсе мыслить.
Мелкий сухой снег пробивался сквозь щели балок, и, несмотря на весело горящий камин, в комнате было холодно. Мы сидели и болтали, вздрагивая от нервности и от сквозняков. Росс очень кстати вспомнил о бутылочке, которая стояла у него в шкафу, и мы устроили себе горячий грог.
Те, которые считают, что все можно выразить в музыке, вероятно, вдохновились бы и написали бы симфонию для выражения того настроения, в котором мы находились. Звон стаканов, треск дров в камине, завывание ветра и вагнеровский грохот сковородок на кухне – все это сливалось в одну гармоническую мелодию. Не менее приятным аккомпанементом было шипение жарящихся бараньих котлет, которое сулило нам вкусный ужин.
Повар вошел в комнату и поставил на стол шипящую сковородку. Он равнодушно кивнул мне головой и с ловкостью жонглера расставил тарелки и приборы. Я бросил на него любопытный и, должен сознаться, несколько заискивающий взгляд. Кто мог предсказать, когда кончится метель и когда можно будет выбраться отсюда? А в таком случае всегда хорошо пользоваться расположением повара. Но я не мог прочесть на его невозмутимом лице ни расположения, ни пренебрежения. Ужин отвлек меня от дальнейших моих наблюдений, и я обратил все свое внимание на вкусные бараньи котлеты.
– Как ты думаешь, Джордж, долго ли продлится метель? – спросил Росс повара.
– Может быть, долго, – ответил он – а может быть, и не долго, – добавил он после некоторого размышления и вернулся к своей плите.
После ужина Росс насыпал табаку на стол, снова поставил бутылку виски и стаканы. Я понял, что на меня скоро хлынет так долго сдерживаемый поток его красноречия.
– Чертовская вещь эта метель! – сказал Росс в виде, предисловия. – Я могу выносить дождь и слякоть, и двадцать градусов выше и ниже нуля, и даже циклон средней силы, но этот дурацкий снег выводит меня из терпения!.. Я полагаю, что он потому так действует на мои нервы, что сильно изменяет вид всех предметов. В одну ночь снег скрывает все старые хорошо знакомые нам места, и мы неожиданно переносимся в какую-то сказочную страну…
Понемногу поток красноречия Росса стал сгущаться в тучи, и он замолк. И мы молча сидели у догорающего камина, как это делают хорошие друзья или ярые враги…
Наше молчание было прервано внезапным стуком в дверь. Повар открыл дверь, и в комнату ввалился человек. В первую минуту он не мог произнести ни слова. Он весь был облеплен снегом, как куколка в белый кокон, и окоченел от холода. Мы подвергли его испытанному лечению – растиранию снегом, давали ему чайными ложками виски и довели его постепенно до такого состояния, что он мог сам пить грог.
Это был француз и звали его Этьеном Жиро. Сначала он был оперным певцом, но разные обстоятельства заставили его бросить эту карьеру. За неимением заработка он сделался хиромантом, перекочевывая из одного города в другой. Он ругал снег на чем свет стоит, и мы ему поддакивали. Повар стоял в дверях и молчал. По его лицу я понял, что он считал ребячеством наши выпады против снега. Кроме того, я заметил, что он недолюбливал иностранцев, так как он с пренебрежением смотрел на Этьена.
В течение всего дня француз стоял у окна и грыз свои ногти, жалуясь на однообразие и скуку. Мне лично он был несимпатичен, и, чтобы хоть на время избавиться от его общества, я вышел взглянуть на свою лошадь, причем поскользнулся и сломал себе ключицу. После этого неприятного происшествия я должен был прилечь на диване и неподвижно лежать на спине.
Я превратился теперь в зрителя и стал наблюдать за Россом и Этьеном, сидевшими у окна.
– Я сойду с ума в этом проклятом месте! – довольно неучтиво сказал Этьен.
– Никогда не знал раньше, что Марк Твен может так надоесть, – сказал Росс, сидя у другого окна. На подоконнике стоял ящик отвратительных крепких питсбургских сигар. Начиная новую главу, он каждый раз закуривал новую сигару и с остервенением выпускал дым.
– Ужин подан! – объявил повар.
Мы все радостно просияли и сели за стол. Обеды и ужины были нашим единственным развлечением.
После ужина Росс снова закурил свою отвратительную сигару, а Этьен стал снова грызть свои ногти. Моя ключица страшно болела, и, чтобы отвлечь свое внимание от боли, я следил полузакрытыми глазами за движениями повара в кухне.
Вдруг я увидел, что он насторожил уши, как собака. Затем он подошел к входной двери, распахнул ее и остановился на пороге.
– Что случилось, Джордж? – спросил Росс.
Он ничего не ответил, но мы видели, что он нагнулся и поднял какой-то предмет. Затем боком захлопнул дверь и опустил ношу на пол. Мы молча застыли