Адский прииск. Николай СвечинЧитать онлайн книгу.
нной тюрьме врач констатировал у доставленного сломанные ребра, выбитую челюсть и гематомы по всему телу. Он, разумеется, отразил это в рапорте, и у сыщика начались неприятности. Люди Филиппова как один подтвердили, что Абрамов попер на Алексея Николаевича с ножом и норовил зарезать, вместо того чтобы сдаться по-хорошему. И тому ничего не оставалось, как защищаться. Причем голыми руками. И было не до рассуждений о чрезмерном или разумном применении силы.
Руководители Лыкова сами никогда не ходили на ножи и револьверы. И сочли слова сыскных корпоративной ложью. «В который раз!» – верещали они, сидя в своих уютных креслах. Особенно ярился непосредственный начальник. Брюн решил примерно наказать подчиненного, чтобы «отбить охоту калечить людей». Он заручился поддержкой в сферах и теперь вел неслуха на Голгофу. Алексей Николаевич, повидавший на своем веку уже много директоров и министров, шел с равнодушным видом. Выволочек он не боялся, все нынешнее руководство МВД в грош не ставил, понимая, что эти временщики уйдут, а он, скорее всего, продолжит служить.
Лыков с Брюном зашли в кабинет министра и обнаружили там, кроме Маклакова, еще и генерал-майора свиты Его Императорского Величества Джунковского. На правах товарища министра[2] он заведовал полицией и являлся ближайшим начальником директора департамента, а также его приятелем. Ишь, слетелись стервятники…
Маклаков, как всегда с пустыми глазами, молча кивнул вошедшим. Брюн-де-Сент-Ипполит сел, а Лыков остался стоять, словно провинившийся гимназист перед педелем[3].
– Ну, начнем? – грозно начал Джунковский. – У нас опять членовредительство, и опять по вине статского советника Лыкова. Превышение власти и особая жесткость. То-то газетчики обрадуются.
«Дались им эти газетчики, – подумал Алексей Николаевич. – Делать репортерам больше нечего, как жалеть разбойника и негодяя». Однако министр полагал иначе. Он так же грозно свел тонкие брови и приказал:
– Доложите подробности.
Брюн вскочил и начал доклад:
– Николай Алексеевич, сколько можно это терпеть? В грош не ставит закон. Привык все решать кулаками. Из-за таких нас, полицию, и не любят, да.
– Валентин Анатольевич, ближе к делу, – одернул директора товарищ министра.
– Слушаюсь. Значит, так. Присутствующий здесь статский советник Лыков третьего дня участвовал в арестовании налетчика Абрамова. По просьбе начальника столичной сыскной полиции Филиппова…
– А почему тот обратился за помощью? – проявил вдруг интерес министр.
– Э-э…
Лыков пояснил:
– Так бывает нередко. У меня большой опыт задержаний всякого отребья. Особо опасного, которому или нечего терять, или они просто буйные и при аресте могут причинить вред чинам полиции.
– А вам что, не могут?
– И мне могут, Николай Алексеевич. И бывает, что причиняют. Но меня, как правило, выручает тот самый опыт. Видите, еще жив до сих пор… при четырнадцати ранениях. Виноват, пятнадцати.
В кабинете повисла пауза. Но Брюн вновь напористо заговорил:
– Не надо про ранения, давайте лучше про соблюдение закона. Почему вы при задержании так жестоко изувечили подозреваемого?
– Валентин Анатольевич, вы же юрист, – укорил начальника подчиненный. – Юристы должны быть точны в терминах. Я его слегка поучил. Руки-ноги целы. Ребра заживут. Слово «изувечил» тут неприменимо, вы намеренно сгущаете краски. Хочется спросить: с какой целью?
Алексей Николаевич уже решил, что виниться не станет и порочить себя не даст. Брюн – честный человек, строгий законник, и его достоинств сыщик не отрицал. Однако, как кабинетный деятель, директор иногда перегибал со своей законностью. В России живем! Тут голову оторвут, пока листаешь Уложение[4].
Директор запнулся, а сыщик продолжил:
– Абрамов с ножом напал на представителя власти и честно попытался его, то есть меня, зарезать. Вы хоть представляете, господа, что такое нож в руках отчаянного человека? Поверьте – опаснее, чем револьвер. Если бы я стал рассуждать над степенью необходимой самообороны, вы бы сейчас несли венки за моим гробом…
Джунковский крякнул – ответ статского советника ему понравился. Однако министр (он почему-то сидел в придворном мундире гофмейстера – возможно, вернулся с высочайшего доклада) продолжал хмуриться.
– Нож или пистолет – ничто не дает вам права нарушать закон, – буркнул он в тощие усы. – Можно было оглушить, повалить… ну не знаю… схватить за руки…
Алексей Николаевич иронично покосился на гофмейстера – вот специалист по арестам! Его бы туда, на захват. Пусть покажет класс.
Воодушевленный Брюн подхватил:
– Лыков славится в дурном смысле подобными фокусами, которые безнаказанно проделывает много лет. Однажды его все же привлекли и осудили – за убийство уголовного при допросе. Каким-то образом он выкрутился и продолжил прежнее. Пора прекратить, наконец!
Последнюю
Товарищ министра – заместитель.
Педель – надзиратель, следивший за поведением гимназистов.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных – свод законов Российской империи.