Большая тень от маленькой руки. Андрей Александрович ЧистотинЧитать онлайн книгу.
ный мангал,
душа задела за вершины,
укол, я песенный вандал.
Строка за буквой словно ножик,
отрезать рифменный скандал,
у музыкантов это прожиг,
за нерв на дыбу, в звуков дар.
Платочек пролетел смущённо
нарушив сердца календарь,
вдали мигнул кроваво сонный,
уже пропетый кло…ондайк.
Я мысль, как двери на цепочку,
что б в щёлочку на мир взглянуть,
а там болото, клюква – кочка,
кислятина, да и хомут.
Зачем мне чай, сирени столик,
и шин шипящее – приду,
Есенина зелёный томик
ей не заменит тамаду.
Взгляну в товарный путь фотоник:
ты за волной с босой ногой,
а вот листаешь чей – то томик,
смущая девственный покой.
Письмо из летнего тумана
разбитой чаши угольки,
ох сколько выпито обмана,
но в жизнь легли черновики.
Они натянутые в пяльцы
крестом исколоты давно,
по шорам тёмным постояльца
зелёный змей, её вино.
Смотрю кругом, другие дали,
кольцо замужества, как Крит,
здесь минотавры поджидали,
семейной жизни лабиринт.
А я вздохнув, надел сандали,
по тёплой улице, как мышь,
уже смотрю в речные дали,
где улыбается камыш.
Маленькое лето
Я не могу забыть то маленькое лето
когда оно фырчит из-под сапог
дождей печать установило вето
на тот грибной неведомый чертог.
И ягоды в дубраве обленились
цветы запрятав в малахита мох,
но день в деревне проведённый милость
твоё тепло и удивлённый вздох.
Пусть дождь шумит, как загнанное эхо,
нам не доступна вечера печаль,
глаза шутливо плавают от смеха,
нырнуть туда и закричать – “Причаль.”
Достать вино похожее на зори
у печки позабыть о колдовстве,
и губы тихо, мягко скажут ссори,
запнувшись в этой маленькой строфе.
Рука тепла, но в пальчиках спят бури,
глаза, глаза, а что же вам сказать,
забыться в этой сладкой увертюре
а уж потом по пуговкам варзать.
О наше сердце ты ночами бьёшься,
чтоб сохранить невидимую нить,
что как кузнечик прыгает, смеётся,
и позволяет мне тебя любить.
Мир по весеннему воздушен
Тьма расплетает косы брега,
река туманами ворчит,
в весну кидают горстки снега,
они как буквы в алфавит.
Горчицей смазаны вокзалы,
стыдливо прячутся в ночи,
то воды грязь с дорог слизали
и воздух в фартуке горчит.
Журчанье вод, машин гуденье,
вся музыка наоборот,
и барабан, колёсный гений,
гремит не закрывая рот.
Твоя рука всё жжёт, всё может,
встарь, это жажда колдовства,
а губы царственно помножат
сиянье звёзд, в цвет божества.
Проснутся утренние розы
лучами солнца в позолот,
весна меняет только позы
и милой ножки поворот.
Мир по весеннему воздуш
я как последний поцелуй,
не в лоб, тогда я буду скучен,
войди в закат, где обалдуй.
Был вечер, май…
Был вечер, май, стучат вагоны
на полустанке суета,
а в окнах мечутся погоны,
гармонь смеётся, лепота.
Дверь в рукопашку побороли,
с подножки прыгает родня,
одна минутка, бабам зори,
в глазах слеза на радость дня.
Состав на выдох, размечтал
но вдруг губой зашевелил,
за чмокал, берегись начальство,
гудок, как капелька чернил.
Сирень, её цветов проказы,
у женщин распахнули грудь,
то бабок жалостливы сказы,
война – горбушка для подруг.