Школа строгого режима. Записки учителя. Михаил ЗенкинЧитать онлайн книгу.
о. Писал безапелляционно, порой, жестко, не щадя ни себя, ни коллег, никого… В конце концов слава меня настигла. Как это часто случается, неумолимо и неуместно. Персонажи узнали себя (несмотря на то, что имена были изменены, уж слишком натурально была выписана фактура), передавали гневный привет, грозили набить морду и привлечь к ответу за оскорбление личности.
Пришлось убрать записки в стол, где они пролежали до 2022 года, когда друг моей аспирантской юности, выпускник Литинститута Павел Косов, первый читатель моих дневников, предложил переложить идею в сериал. Так из-под пера сценаристов и креативных продюсеров Павла Косова и Сергея Вострикова появилась «Крутая перемена».
Записки – жанр совсем не кинематографический. Поэтому искать в них сходства с сериалом не стоит. Заметки молодого учителя – это диалоги с учениками-уголовниками, с коллегами-учителями, с сотрудниками колонии и с самим собой о профессионализме, о долге, о границах человеческой мерзости и о роли учителя в сложных контекстных условиях, на социальном дне. Конечно же, о самоопределении.
Каждая глава, раскрывая какой-то из этих аспектов, повествует об отдельной истории. Разрозненные внешне, они объединены внутренней логикой – логикой нравственного и профессионального самоопределения молодого учителя.
Сегодня, спустя почти два десятилетия, ловлю себя на мысли, что многое хочется переписать. Поменять акценты. Взять эпиграф из Макаренко.
Однако, как говорит мой друг Павел, именно в этом нарративе «записок по горячим следам», когда в трескучий мороз как будто видно как ток бежит по оголенным проводам, и заключается вся прелесть.
Доверюсь твоему профессионализму, мой друг! С уверенностью готов сказать, что без тебя я бы не решился стряхнуть пыль с этого архива.
Что ж, в путь?!
Планирую еженедельно выкладывать по главе, подбирая и тематически компонуя материалы, по возможности сохраняя авторский стиль – с уважением и бережным отношением к своему и чужому прошлому.
Я входил вместо дикого зверя в клетку…
С работы ехали в одной маршрутке.
– Ты завтра в отряд идешь? – спросил Сашка, учитель английского, такой же новичок, как и я.
– Вообще-то не собирался, – ответил я как можно более небрежно. – А что такое?
– Боится! – встрял физик Сеня и тут же, заметив мой укоризненный взгляд, осекся. – Ну, хорошо, опасается!
– Да, боюсь-боюсь! – поспешно согласился Сашка. – Чего скрывать?
– А ты позвони отряднику[i], пусть он за тобой руководителя секции[ii]пришлет, – учил более опытный Сеня. Он был интеллигент, другой бы на его месте сказал, чтоб прислали «козла». – Сам боюсь, – продолжал он, перейдя на доверительный тон, – первые три года меня отрядник у ворот встречал! Это сейчас…
Его совет меня удивил, ведь из рассказов коллег я знал, что поймать начальника отряда на месте практически невозможно – они перегружены из-за постоянного, как говорят в органах, недокомплекта личного состава и особенностей службы. Рассказывали, что некоторые даже скрывались от учителей – закроются в своем кабинете на ключ, а зекам велят отвечать, что нет никого. Мол, своих головняков хватает, не до школы! Поэтому решать проблемы с прогульщиками чаще всего приходится самому.
После первой рабочей недели я засобирался в отряд по делам школы. Помню, как аккуратно укладывал в папку материалы для уголка обучающегося и списки прогульщиков, как потом вытаскивал всё и укладывал снова. Помню, как шел по выметенной до блеска асфальтовой дорожке, и зеки метались по своим локалкам[iii], как звери по вольеру, кивали на меня гривами и о чем-то переговаривались. Помню, как сквозь музыку, испорченную радиопомехами, хохотали в своей будке СДПшники[iv]. Помню, как пройдя чуть больше половины пути, хотелось взмахнуть руками, картинно хлопнуть себя по лбу, дескать, забыл, у меня же совсем другие дела, и повернуть обратно, и как тут же подумал, что если так сделаю, вот прямо сейчас, когда все смотрят, то больше никогда уже не смогу войти в зону и, еще страшнее, ничего не буду стоить как учитель и как человек.
Только когда затрещал электронный замок и за мной захлопнулись двери локалки, я понял, что по-настоящему остался один. Впереди – двухэтажное каменное здание, местами облупившееся до дранки, перекосившееся, неоднократно выбитое и изуверским способом вставленное обратно окно, из которого торчали куски утеплителя и целлофана, разбитая темная лестница, заляпанная краской, как каплями крови.
Нельзя мешкать!
Решительным шагом поднимаюсь по лестнице и открываю дверь. Где-то на подступах слышен оповещающий крик молодого зека: «Учитель идет!». В лицо бьет табачный дым, смешанный с запахом пота и нестиранного белья.
Передо мной открылось огромное помещение, плотно заставленное двухэтажными кроватями, шконками, образующими целый лабиринт. Некоторые стояли прямо в проходе. На одной из таких спал осужденный с дряблой синей от наколок кожей. Он ворочался на грязно вылинявшей простыне и при каждом движении источал смрад.
Было удивительно видеть торчащие отовсюду черные пятки, развешенное