Последнему, что и первому. Четыре очерка основных принципов политической экономии. Джон РёскинЧитать онлайн книгу.

      Если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет, – не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников.

      Четыре очерка напечатаны полтора года тому назад в Cornhill Magazine и, насколько мне известно, встречены были крайне неодобрительно большинством читателей, которым они попались на глаза.

      Тем не менее я по-прежнему остаюсь в уверенности, что они представляют лучшее, т. е. самое справедливое и полезное из всего написанного мною, и что лучше последнего очерка, стоившего особенного труда, мне едва ли удастся что-либо написать.

      «Очень может быть, – заметит читатель, – но из этого не следует, что они написаны хорошо». Допуская это без всякого ложного смирения, я, тем не менее, вполне доволен этими очерками, хотя не могу сказать того же относительно всех остальных моих работ. Предполагая, если будет свободное время, заняться дальнейшей разработкой вопросов, затронутых в этих очерках, я желаю, чтобы предварительные понятия были доступны всем интересующимся, и потому перепечатываю их в том виде, в каком они впервые появились.

      Одно только слово переменено в определении ценности и ни одного не прибавлено[1].

      Хотя я не считаю нужным ничего изменять в этих очерках, тем не менее очень жалею, что наиболее выдающееся в них положение относительно необходимости организации труда и установления твердо определенной платы встречается в первом очерке, и притом в форме, по определенности далеко не соответствующей его важности. Главная цель и все значение этих очерков состоят в том, чтоб впервые, насколько мне известно, дать на понятном английском языке – подобно тому, как это случайно давалось Платоном и Ксенофонтом на хорошем греческом, а Цицероном и Горацием на хорошем латинском – логическое определение «богатства», безусловно, необходимое как основа экономической науки. Наиболее известные очерки по этому вопросу, из числа появившихся за последнее время, начинают с утверждения, что предмет политической экономии есть учет или исследование о природе богатства[2], и вслед за тем говорят, что «каждый имеет достаточно правильное общее понятие о том, что разумеется под словом богатство, и что предлагаемые очерки не имеют своей целью признавать метафизическую необходимость такого определения»[3].

      В метафизической необходимости мы, конечно, не нуждаемся, но логическая точность по отношению к физическому предмету, безусловно, нужна. Представьте себе, что предмет вашего исследования не закон хозяйства (экономия – Oikonomia), а закон звезд (астрономия – Astronomia), и что, игнорируя различие между подвижными и неподвижными звездами, как здесь между лучистым и отраженным богатством, ученый начинает свое исследование такими словами: «Каждый обладает довольно правильным общепринятым понятием о том, что разумеется под словом «звезда». Метафизическая необходимость определения звезды не есть предмет настоящего исследования». И, однако, очерк, начинающийся с такого заявления, может быть гораздо более вреден в своих заключительных выводах и в тысячу раз более полезен для моряков, чем для экономистов любой трактат по политической экономии, основывающей свои выводы на общепринятом понятии о богатстве.

      Поэтому в этих очерках я предполагаю прежде всего дать точное и твердо установленное определение понятия о богатстве, а затем показать, что приобретение богатства в конце концов возможно только при известных нравственных условиях в обществе, из которых на первом плане стоит уверенность в существовании честности и в ее громадном значении даже для практических целей.

      Не решаясь утверждать, – так как в подобных вопросах человеческое суждение не может быть решительным, – какое из всех Божьих творений самое благородное и какое нет, мы можем однако же признать, как и Поп, что честный человек принадлежит к числу лучших созданий Божьих и, при современном порядке вещей, к числу довольно редких, хотя и не представляющих какого-нибудь невероятного чуда. Тем более естественно признать, что честность не является фактором, нарушающим обычный ход экономической жизни, а представляет собой силу, постоянно ее направляющую, повинуясь которой, а не какой-либо другой, орбита ее может все более выступать из бесформенного хаоса.

      Правда, мне приходилось иногда слышать порицание Попа за то, что его мерило слишком низко, но никогда не случалось слышать упрека в том, что мерило это слишком высоко: «Честность действительно очень почтенная добродетель, но человек может достигнуть и гораздо более возвышенного. Неужели от нас будут требовать только, чтоб мы были честны?». Пока, друзья, только этого. Мы в наших мечтах о чем-то более возвышенном, чем честность, лишились, по-видимому, даже понимания свойств ее, лишились веры и во многое другое, о чем здесь не будет речи. Но на то обстоятельство, что мы, безусловно, лишились веры в общую честность и ее деятельную силу, здесь необходимо обратить внимание, и первая наша обязанность должна состоять в восстановлении и сохранении этой веры и тех фактов, которые могут лечь в ее основу. Мы должны не только предполагать, но убедиться на опыте, что и