11 встреч. Интервью с современниками. Александр ПокровскийЧитать онлайн книгу.
ченых. Меня интересовало: на сколько один человек может открыться перед другим человеком и происходит ли это в беседе. Мне хотелось, чтоб человек рассказал о себе, о своих страстях и азарте, о том, как он себя видит и что он от этой жизни хочет, как выстраивается философия его жизни и есть ли у него вообще какая-либо философия.
Это очень разные люди. Разные по степени доверия к другому человеку.
Иногда человек начинал говорить так, как говорит автомат, как говорит машина – голосом, записанным на пленку, но иногда он раскрывался сразу, а иногда только в самом конце беседы, когда уже надо было завершать разговор.
Порой мне начинало казаться, что человек настолько сильно вымывает себя из своей жизни, работы, что он превращается только в функцию. Он так здорово прячется, что, в конце концов, теряет сам себя. Не может себя представить обычным человеком или боится это сделать.
Часто, во время этих бесед, я видел, что чем выше человек стоит на социальной лестнице, тем меньше в нем остается черт, качеств, присущих человеку, живущему с тобой на одной лестничной площадке. Он боится быть слабым, он боится быть добрым, он боится расчувствоваться. Он вообще многого боится.
Люди, с которыми я говорил, то были больше своего дела, то соответствовали ему, а то казались меньше того, что они делали.
При этом вдруг обнаруживалось, что внутри человека уживается сразу несколько правд: одна правда сегодняшнего дня, другая правда – это то, что он говорит, третья – что он думает, а четвертую правду не знает никто, и никогда ее не узнает.
Этими беседами я не хотел никого ни в чем уличать или разоблачать.
Мне хотелось вести разговор так, чтобы человеку самому было интересно говорить.
Удалось ли мне это?
Надеюсь, что да.
1
Ким Македонович Цаголов, генерал, участник войны в Афганистане.
Я захотел поговорить с Кимом Македоновичем после того как мне рассказали о том, что он во время войны в Афганистане, будучи советским полковником, множество раз один ходил через линию фронта к моджахедам и там, переодетый в афганскую национальную одежду, договаривался с ними о переходе на нашу сторону.
Я увидел седого, но еще очень крепкого человека. Он вышел мне навстречу и улыбнулся. У него была хорошая улыбка.
Мы поднялись к нему в кабинет. Все стены увешаны картинами. В основном это портреты. Мне говорили, что он рисует.
– Это ваши картины?
– Мои. Это только часть. У меня их много. Устаю от дел, беру в руки кисть. Я же окончил художественное училище, вот и рисую иногда потихоньку.
– Не удалось стать художником?
– В армию призвали. Сразу же после художественного училища. В Военно-морской флот.
– Давно это случилось?
– В 1947 году. Я же стар как сивый мерин, – улыбнулся он.
– Вас матросом призвали?
– Да. Потом меня в училище направили. В 1950 году я закончил Ейское военно-морское авиационное училище имени Сталина. После окончания училища был Балтийский флот – город Таллин. Затем я попал в Порккала-Удд – это наша военно-морская база в Финляндии. Там был полк морской авиации. Полком командовал настоящий ас-полковник Климов. Война закончилась, но база у нас там была какое-то время, а потом решили ее вернуть финнам. После того как приняли такое решение, оставили в команде полковника Пирожникова, которая готовила базу для передачи. Раз мы отдаем финнам эту территорию, то она должна благообразно выглядеть. Вот мы и приводили базу в первоначальное состояние. Если, к примеру, где-то когда-то стоял стол, значит, он и должен был теперь там стоять, а если вот здесь была лампочка, то уж будьте любезны, верните все на место. Так что мы демонтировали наше оборудование.
Кстати, там было и имение фельдмаршала Маннергейма. Точнее, его коровник. Так что какое-то время я жил в его коровнике. Это очень мощная была база. А уходили мы на остров Саарема – это эстонский остров. Затем, когда наш авиационный морской полк стоял уже в Таллине, в один прекрасный день меня вызвали в Москву. Со мной разговаривал гражданский человек. Не военный, а гражданский. Я тогда майором был. Он меня все расспрашивал, расспрашивал. Так, ни о чем. Долго расспрашивал, а затем и говорит: «А служить вы будете вот здесь!» – оборачивается назад, а сзади у него на стене карта, и он показывает на этой карте центр пустыни в Средней Азии. Я говорю: «Как же так? А по документам у меня Москва, войсковая часть такая-то?» – а тогда моды не было торговаться – я хочу, не хочу. Я же офицер. Вот меня туда и запузырили. Был 1960 год. А там оказался гигантский Зеравшанский комплекс. И приехал я в пустыню в морской форме. Это был кошмар – пустыня, и стоит моряк.
А так как жилья не было, то я жил в здании штаба. Это был барак, а в нем была коморка. Там раньше уборщицы держали инвентарь. И в этом подсобном помещении поставили три кровати для меня, жены и двоих наших детей.
– Что же этот комплекс делал?
– Строил атомные объекты. Там потом в этой пустыне был построен новый